Продолжение, начало здесь: часть 1-8
части 9-14, части 15-20 части 21-24 части 25-29 части 30-34

У МЕНЯ ЕСТЬ ТЫ - 35

Как может опустеть многомиллионный город, светящийся киловаттами индустриальных огней? И все эти люди, мосты, проспекты, гул метро и запах бензина вдруг исчезают из поля реальности, теряя свою значимость, перестают осязаться. Быстрые, яркие, громкие вспыхивающие пятна сливаются в единую скомканную кашу, серую и безвкусную. Кажется, в психологии это называется депрессией. Как и прежде встаешь на работу, впихиваешь в себя еду, зачем-то спешишь домой, где тебя вроде бы даже ждут, но матрица внутри не становится ярче, заполняясь аморфным тягучим сомнением в осмысленности собственной жизни.

В тот вечер после встречи с Мариной я обнаружила в своей квартире совершенно прогнозируемые изменения: Ася, переодевшись в домашнюю огромную футболку и шортики, беззаботно валялась на уже разложенном диване перед телевизором и поглощала чипсы из пластикового пакетика. Я прошла в комнату и огляделась.

- Зайка! - тут же слетела с дивана Настенька и кинулась меня расцеловывать шершавыми от картофельных крошек губами, - Как дела? Ты где была? - она обрадованно глядела на меня, хлопая глазами и попутно пережевывая свой фастфуд.

- С подругой встречалась, - вскользь бросила я, и тут мой взгляд упал на огромную синюю спортивную сумку, валявшуюся в углу около шкафа, - А это что?

- Что? - растерянно обернулась Ася, - Ааа, это. Я просто кое-какие вещи из дома захватила. Там еще учебники и манекен...

- Манекен? - не поняла я.

- Ага, ну, это... Для занятий надо, мы сейчас плетение проходим...

- Ася, - быстро перебила я ее, - мне кажется, нам надо поговорить.

Она нервно сглотнула и уселась обратно на диван, не спуская с меня глаз. Я села рядом и, очень аккуратно подбирая каждое слово, снова заговорила.

- Послушай, - я взяла ее ладонь в свои руки и крепко сжала, - у меня есть ощущение, что ты несколько... торопишь события. Ты действительно очень дорога мне, это правда. Но ты помнишь, о чем мы с тобой разговаривали до моего отъезда в Милан? - она растеряно кивнула, и я продолжила, - Мы говорили о том, что всему нужно время, и в некоторых вопросах спешка может только помешать.

- Ну, да, - Настя в полном не понимании рассеяно блуждала глазами по моему лицу, - и я ответила, что не против, если тебе нужно время, значит, так и будет...

- Правильно. Но сейчас ты как бы... бежишь впереди паровоза, из-за чего я начинаю нервничать...

- Нервничать? - удивилась она, и по маленьким пухлым губкам пробежала едва заметная дрожь, - Тебе плохо со мной?

- В том-то и дело, что нет. Мне хорошо с тобой. Мне нравятся наши встречи, искреннее, простое общение и... все остальное. Но я бы хотела... Как бы это сказать... Понизить обороты, понимаешь?

- Хорошо, - согласно кивнула она, - И что надо делать?

Я перевела дыхание и, косясь в сторону нераспакованной сумки, осторожно проговорила:

- Для начала... Оставим все, как есть. Мы будем так же встречаться после моей работы и твоей учебы, проводить вместе время...

- Мы и так это делаем, - Настя совсем невинно улыбнулась и потянула меня к себе, чтобы обнять, - Ты же знаешь, что я тебя люблю...

- Ася, - я бережно отстранила ее от себя, - Я сейчас имела ввиду, что нам пока не стоит планировать твой переезд в эту квартиру.

- Почему? - она удивленно подняла бровки и снова попыталась меня обнять.

Я тут же отсела подальше на самый край дивана.

- Потому что... я в данный момент не готова к тому, чтобы с кем-то жить.

Пауза. С круглого бархатного личика медленно сползала растерянная улыбка, и почти моментально погас румянец. Ася сидела напротив, чуть наклонившись в мою сторону, она не шевелилась, застыв в одной недоговоренной позе. И лишь когда на тоненькой кромке черных ресничек заблестели первые слезы, она неожиданно вспыхнула, мгновенно искажаясь в истерическом припадке.

- Ты сама дала мне ключи! - закричала Ася, хлопнув маленьким кулачком по мягкой кровати так, что оставленные чипсы рассыпались по всему одеялу.

- Да, я дала тебе ключи, - по возможности сохраняя спокойствие, ответила я, - Но ты сказала, что ты забыла здесь свои любимые сережки, и они срочно тебе нужны, а я в тот день сильно задержалась на работе...

Ася вылетела из комнаты в коридор и мгновение спустя вновь появилась в проеме. Я даже не успела отреагировать, когда в мое лицо стремительно врезалась целая огромная металлическая связка. Длинный острый ключ от основного замка резко полоснул по щеке, и вся звенящая куча с грохотом приземлилась на ламинат.

- Забирай! - не помня себя, визжала Ася, - Я думала, ты меня любишь! Я так и знала, что у тебя кто-то есть! И кто это!? Кто эта шлюха!? Это с ней ты сегодня шарахалась весь вечер!?

Не дав мне произнести ни слова, Настя подбежала к дивану и, что было сил, накинулась на меня, с остервенением вцепившись одной рукой в волосы, а другой от души барабаня по моей голове. Стараясь ее не травмировать, я перехватила мечущиеся в беспорядке запястья.

- Ах, ты тварь! - еще сильнее заводилась девушка, ни на секунду не прекращая атаковать, - Говори, кто она! Я вас обеих убью! Сука! Мразь!

- Ася, прекрати!

Я резко вывернулась, отбрасывая ее от себя, но она уже навалилась на меня всем телом и, не щадя возросших многократно усилий, размахнулась, чтобы влепить мне кулаком в глаз. Увернувшись от первого удара, я слетела с кровати, и тотчас ощутила второй удар ногой в солнечное сплетение. Меня скорчило от острой боли. Легкие внутри грудной клетки сжало шоковым спазмом, я не могла дышать. В это время Ася напрыгнула сверху и вцепилась обеими руками в горло.

- Я тебя ненавижу! - как в дымке, доносились до меня слова.

Не отдавая отчета в том, что происходит, я собрала последние силы и, что было мочи, ударила наотмашь. Послышался разъяренный визг, и сразу стало легче дышать. Я приподнялась на локтях, разрываясь от душащего кашля, провела по лицу и поняла, что полным ходом течет кровь из носа. Видимо, снова пострадала моя слабая переносица. Ася сидела рядом на полу и, завернувшись в колени, истошно выла на всю квартиру, продолжая материться.

Я поднялась на ноги, шатаясь, побрела в ванну и, пока умывалась, до меня все еще доносился истеричный рев из комнаты. Все мысли, которые были в моей голове, блокировала непрекращающаяся пульсирующая боль. Но болел не нос и не голова, и даже не пострадавшие легкие. Болело что-то глубже. Мягкими коварными лапками выцарапывая глубокие раны в воспаленных живых тканях. Я не могла больше различать хорошее и плохое. Будто все границы в системе внутренних ценностей разъело серной кислотой, оставляя после себя лишь обидные шрамы. Больно. Просто очень больно.

Послышались тихие шаги, сопровождавшиеся стихающими всхлипываниями. Я обернулась.

- Прости.

Я молчала. Кровь уже остановилась, а под глазами стали медленно растекаться синюшные круги. Я смотрела в лицо напротив, и меньше всего в тот момент мне хотелось разговаривать. Но все же я заговорила.

- Я очень многое могу простить. Крики, скандалы, необоснованную ревность. Всему есть объяснение. Но сейчас я не могу оправдать то, что ты только сделала.

- Прости меня! Прости! Прости! Прости! - Ася кинулась ко мне, сжимая в объятиях, ее вновь душили слезы, она никак не могла успокоиться, - Прости, пожалуйста! Прости! Я люблю тебя!

Я сухо убрала ее руки и ушла в комнату. Она семенила за мной следом и все продолжала стонать.

- Я обещаю, такого больше не случится! Я клянусь! Я клянусь, Сашенька! - Ася схватила меня за руку, - Я просто хочу, чтобы ты была моей! Только моей! Только-только моей!

Сев на диван, я попыталась хоть немного прийти в себя. Она плакала рядом и что-то бесконечно твердила, загрязняя аудиоционный фон своим скрипящим в бессилии голосом. Вскоре мы легли спать. И, наверное, нет в жизни большего отравляющего сознание ужаса, чем лежать в одной кровати с человеком, к которому тебе противно прикасаться, но и не могла я позволить себе отправить посреди ночи одну домой зареванную и почти падающую без сознания девушку.

- Пообещай, что никогда мне не изменишь, - прошептала Ася, засыпая, - Мне ничего не надо, я просто хочу быть с тобой всегда...

- Спокойной ночи, - я отвернулась на другой бок, старательно не обращая внимания на новый слезливый приступ.

***
Когда приходит такой момент, когда единственной желаемой атмосферой становится тишина и покой, жизнь непременно преподносит абсолютно обратное. И даже если выдается полчаса в полной изоляции от внешнего мира, кто-то или что-то обязательно попытается проникнуть в твою воцарившуюся идиллию, чтобы навести свои порядки. О том, чтобы взять отпуск и дать себе возможность хоть немного отдохнуть и перезагрузиться, не могло быть и речи. Ежесекундный шквал звонков, круглосуточная переписка со всеми часовыми поясами нашей необъятной родины, совещания чуть ли не каждый день. Я ощущала себя заводной белкой в адском колесе. Отчет, приказ, снова промотали все сроки... Новый договор, триста пятнадцать версий приложения к новому договору... На складе недостача...

- А я вам еще раз повторяю, - расхаживая вдоль коридора возле своего оупэнспейса, грозно отсчитывала я кладовщика, - вчера уехала машина, по накладной отгрузили полторы тысячи, на остатке пять тысяч, так какого хрена у меня в базе три?

- Это по базе три, потому что переучет был, - в десятый раз оправдывался голос на том конце трубки, - Мне пришла бумага на полторашку, я полторашку отдал, а две это возврат с Зеленограда приехал...

- Я лично проверяла, возврат давно оприходован. Минуту, - я быстро поставила телефон в режим ожидания, заметив, как из кабинета, делая вид, что не замечает меня, выскочила Юля и уже собирается покинуть офис, - Юль, ты оформила документы для пересылки в Клин?

Она обернулась и равнодушно ответила:

- Нет, - и тут же вновь устремилась к двери.

- Я перезвоню, - бросила я в трубку и прервала сигнал, я кинулась вслед уходящей девушке, - Погоди секунду. Что значит "нет"? Я просила тебя это сделать два часа назад, через полчаса секретари будут готовить к пересылке все пришедшие материалы. Если ты сейчас это не сделаешь, то придется отложить до завтра.

- Я не успела, - она скрестила руки на груди и в упор уставилась на меня, - Еще вопросы?

- Ну, в таком случае вопрос такой: чем ты занималась все это время? - постепенно начиная злиться, я убрала подальше свой телефон и так же пристально смотрела ей в глаза.

- Я делала рассылку по новой акции.

- Сделать рассылку это максимум двадцать минут с двумя перекурами! Я еще раз спрашиваю, что с клинскими доками?

Не знаю, чем бы закончился этот разговор, если бы из соседней двери не показались любопытные серые глазки госпожи Васильевой.

- Саш, зайди ко мне, - быстро произнесла она, - Сейчас.

Я выдохнула и, в последний раз наградив Юлю грозным взглядом, шагнула к таниному кабинету.

Майя Миронова

У МЕНЯ ЕСТЬ ТЫ - 36

- Что ты хотела? - все еще пытаясь справиться с неприятным осадком от состоявшегося диалога, я на автомате придвинула свободное кресло и села напротив Тани.

- Слушай, - она вальяжно закинула нога на ногу, сверкнув невзначай открывшейся из-под юбки коленкой, - я беспокоюсь. Что происходит? Почему Юля так ведет себя? Ты можешь мне ответить?

- Если бы я знала ответ на этот вопрос, было бы определенно проще. Но, увы, я пребываю в полнейшем неведении точно так же, как и ты.

О чем-то напряженно размышляя, Таня сцепила ладони и положила на них подбородок. Она тяжело выдохнула и, наконец, произнесла:

- Вот что... Я думаю, есть смысл взять к нам в отдел еще одного человека, - она сама себе кивнула, окончательно примиряясь со сказанным, - И если человек окажется толковым, то... У Юли будет шанс написать заявление по собственному.

Я остолбенела. Без всякого намека на лукавство, без каких-либо сомнений сейчас Таня говорила на полном серьезе. Она выжидательно следила за моей реакцией, в то время, как слова возражения попросту застряли в моем горле.

- Ты не согласна? - она сделала едва заметное движение головой в бок, не отрывая внимательных черных зрачков, глядящих в мои глаза.

- Слушай... - подбирая расползающиеся по голове мысли, ответила я, - Мне чуть более подробно известно о ее частной жизни и... Я предполагаю, небезосновательно, что юлино нынешнее поведение проистекает из некоторых... семейных проблем.

- Я все понимаю, - согласилась Таня, - но у нас не благотворительный фонд помощи пострадавшим женам. То, что я пять минут назад услышала в коридоре, лишь крохотная частица из всего того бардака, который Юля устраивает ежедневно. И ты, как руководитель, должна уметь идти на маленькие жертвы ради общего блага.

- Общего... - я разочарованно усмехнулась в подбородок, - Мы не в колхозе, чтобы называть происходящее общим благом.

- Ты понимаешь, о чем я говорю.

- Она болеет...

- И это тоже проблема. Количество ее больничных стремится к бесконечности. За весь прошедший год по предоставленным справкам ей было оплачено до тридцати процентов от общего рабочего времени. Этой информации хватит, чтобы признать Юлю нетрудоспособной для данной работы, если вдруг ей взбредет в голову отказаться от добровольного ухода.

Я пыталась отыскать в сосредоточенном сером взгляде хотя бы крупицу жалости или сострадания. Все вышеозвученное не являлось ни чем-то шокирующим, ни секретным. Более того, за ушедший месяц я успела лично подать рабочий табель, где черным по белому возле фамилии Юленьки снова красовались пять пропущенных дней, по которым, между прочим, она так и не принесла больничный. Но сколько бы я ни была согласна с логическими доводами и рациональным подходом, мне все еще трудно было наступать на горло собственным представлениям о добре и зле. Я выдохнула, фокусируя мыслительный процесс на обозначенной проблеме.

- Тань, давай так. Мы найдем еще одного человека в помощь Юле, но прежде я поговорю с ней и в общих чертах опишу перспективы и возможные последствия.

- Нет, - жестко отчеканила Васильева, - С ней поговорю я. У меня есть подозрение, что тебе именно этот разговор не стоит доверять.

- Неужели? - я подняла брови, - А с чего такие выводы? Потому что я отношусь к человеку по-человечески? Потому что вижу за рабочим винтиком еще и личность?

- Нет, - произнесла она почти не слышно, и я заметила, как предательски дрогнул тихий голос, - не поэтому. За это как раз я тебя очень ценю и доверяю. Однако твое безграничное рвение сделать этот мир лучше и осчастливить всех и вся в данном случае только помешает объективности, а с Юлей давно надо пожестче себя вести.

Я потерла ладонью гудящий лоб и отвела глаза.

- Поступай, как знаешь. Это все, что ты хотела мне сказать?

- Нет, - на губах Тани неожиданно заиграла до боли знакомая хитрая улыбка, - У меня для тебя сюрприз.

- С некоторых пор недолюбливаю сюрпризы, - тут же напряглась я, поежившись в кресле.

Не обращая внимания на мое замешательство, Таня открыла выкатной ящик под столешницей и через секунду положила передо мной небольшую коробочку из черного пластика размером со спичечный коробок с несколькими маленькими кнопками на корпусе. Я прекрасно знала, что это за вещь, и внутри у меня моментально похолодело.

- Я же обещала бонусы, - продолжая улыбаться, произнесла Таня, - Можешь не благодарить.

- Даже не хочу представлять, чего тебе это стоило... - я все еще пребывала в легком шоке и во все глаза рассматривала брелок от автомобиля.

- Вот и не представляй! - засмеялась она в ответ и аккуратно придвинула ко мне трофей, - Я всего лишь попросила лично Чумакова выделить единственный транспорт на наш отдел и разрешить оформить его на тебя. Так что вперед и с песней в бухгалтерию и к безопасникам. Подпишешь все документы, и машина твоя. Только сильно не наглей, - она лукаво прищурилась, очевидно ожидая неистового приступа счастья.

- Хорошо... И что же ты хочешь за свою... дружескую инициативу?

- Ничего, - невинно вспорхнули длинные пышные реснички.

- Да ну? Отчего-то я тебе не верю, - я с любопытством наблюдала за непрекращающейся сменой театральных масок на танином лице и все не могла уловить, в какой момент мелькнуло ее истинное настроение.

- Да правда ничего! - вспыхнула Таня, закатив глаза, и, чуть погодя, добавила, - Почти...

- Говори уж.

Она выдержала короткую паузу и, все так же ласково улыбаясь, произнесла:

- Отвези меня меня сегодня на маникюр...

- Чего?..

- Моя маникюрщица переехала в салон у черта на рогах, а менять привычного мастера ужасно не хочется.

Я какое-то время молчала, старательно сдерживая эмоции, но в итоге просто залилась смехом. Гениальностью этой женщины можно было только восхищаться! Исхитриться выпросить у генерального директора служебный автомобиль, оперативно выбрать подходящего шофера и все ради того, чтобы ездить на косметические прихорашивания в тепле и комфорте. По истине комбинация, достойная шахматного турнира!

- Слушай, а если у меня на сегодня планы, а? - раззадоренная собственными умозаключениями, я никак не могла успокоиться и все хохотала, как ненормальная.

- Ну, что ж... - рассудила Таня, - В таком случае можно отменить... твои планы.

- Далеко пойдешь, - подытожила я и, подмигнув ей, вышла из кабинета.

***
Взрывая лужи новенькими, все еще благоухающими заводской резиной колесами в четком рисунке протектора, мчался по вечерней Москве блестящий темно-серый Фольцваген "Пассат". За прозрачным стеклом мелькали яркие нарядные огни остывающего после рабочего дня города в осеннем кружении опадающих листьев. И хотя окружающий шум столицы мгновенно заполнял уши, стоило только приоткрыть окно, сейчас в салоне царила идеальная тишина, нарушаемая лишь довольным урчанием мощного двигателя и тихой мелодией из радиоприемника. По правую руку от меня, откинувшись в мягком кожаном кресле, нежно оплывала Таня, и на ее умиротворенном ясном лице светилась расслабленная улыбка человека, постигшего Дзен.

- А вот скажи мне, - с упоением разглядывая свеженький кроваво-красный маникюр на тонких изящных пальчиках, завела она диалог, - где бы ты предпочла жить? Любая точка мира, любой город. В идеале.

- В идеале?.. - я плавно поворачивала рулевое колесо одной рукой, ощущая под пальцами невообразимую силу, рвущуюся из-под капота, которой я всецело управляла с такой легкостью, - В идеале, наверное, где-то, где есть море.

- Или океан... - мечтательно добавила Таня, она потянулась к волосам и несколькими быстрыми движениями распустила свой пучок, золотые волосы рассыпались по миниатюрным плечам, покрывая собой молочную ткань шерстяного пальто, - Я никогда не видела океан... А ты?

- Я тоже.

Дорога пересекла Садовое, и пейзажи кругом засверкали повсеместной ночной иллюминацией и рекламными подсветками, а над головой пронесся искрящийся водопад из гирлянд, свисающих над Тверской. Закладывая лихой поворот, мы вылетели на Моховую и дальше к Кремлевской набережной.

- Смотри! - припала к окну Таня, - Обалдеть!

Слева бесконечной чернеющей полосой простиралась Москва-река, и древние алые стены обрамляли ее величественные берега грозно и надменно. Затаив дыхание, Васильева с нескрываемым восхищением любовалась городом, вертя головой во все стороны.

- Я раньше часто ездила этой дорогой, - отчего-то взгрустнулось мне.

- А что случилось? - Таня взглянула на меня.

- Да один... козел... выехал на встречку. Лобовое столкновение. Я почти не пострадала, ну, нос только опять сломала, когда подушка сработала, да колено рулевой колодкой прижало. Но всю морду у машины снесло, без варианта на восстановление. А этот умник оказался на прокатной тачке да еще с просроченными правами... В общем, по ОСАГе выплатили какие-то копейки да замяли дело. Можно было бы судиться, и очень вероятно, что я выиграла бы суд, но...

- Что "но"?

- Да понимаешь... Выяснилось, что у него жена раковая больная. Он к ней в больницу спешил, а машину у друга выпросил. Думал пробку объехать, ну, и объехал...

Таня ничего не отвечала. Чуть помедля, она накрыла своей ладонью мою руку, лежавшую на руле.

- Хочешь кофе? - скосила я глаза в ее сторону, улыбаясь, и она лишь улыбнулась мне в ответ.

Мы заехали в пункт быстрого авто-обслуживания и купили две большие порции латте со сладким сиропом. Я припарковала машину у Водоотводного канала, и, любуясь на огни Патриаршего моста, мы молча пили наш кофе, погрузившись каждая в свои мысли.

- А у меня есть тост! - вдруг оживилась Таня и протянула ко мне свой картонный стакан, - Давай выпьем за то, чтобы любое, даже самое самое неприятное событие в жизни в итоге приводило лишь к самым лучшим последствиям! - хлопнув друг об друга бумажными стенками, мы торжественно пригубили безалкагольную выпивку, - Эх, жаль только, что это не ром! - засмеялась Таня.

- Пожалуй, даже хорошо, что это не ром... - осторожно заметила я.

- Почему это? Ничего подобного! Вот на следующей неделе у Звягина день рождения, там-то мы с тобой и оторвемся!

Я нервно сглотнула.

- Честно говоря, я предпочла бы пропустить это событие...

- Никак нельзя, - Таня загадочно оглядела меня с ног до головы, - Мы теперь одна команда, так что ни в коем случае нельзя такое пропустить. Кстати, нам бы еще денег надо собрать ему на подарок...

Подарок... Я с превеликим удовольствием подарила бы ему пехотную мину, чтоб к чертям собачьим оторвать его мерзкие лапищи. Но я сдержалась от комментариев и просто сменила тему разговора на более нейтральную.

В этот тихий и какой-то совершенно обычный, но такой приятный вечер мне меньше всего хотелось разговаривать о ком-то, кто мог вызвать лишь бурю праведного негодования в моей душе.
Таня что-то рассказывала о своих подругах, оставшихся в Орле, о школьных годах, о первом нелепом свидании. И, словно цветочный ароматный мед, по моим ушам растекался ее сладкий, нежный голос. И казалось, будто медленно, постепенно стихает раздражающий зуд с моих душевных ран. Я внимала аромату ее духов и ощущала мягкое, живое тепло, исходившее от ее милой, нежной улыбки, больше не скрываемой за лживыми офисными масками.

У МЕНЯ ЕСТЬ ТЫ - 37

Наверное, каждый человек хотя бы раз в жизни задумывался о том, что из себя представляет любовь. Что это за явление такое, среди симптомов которого встречаются и головокружение, и тошнота, и нестабильный психологический фон. На лицо все признаки серьезного отравления. И если любовь - это ядовитая смесь эндорфинов, адреналина и острая нехватка сератонинов, особенно на этапе всяких цветочно-конфетных воздыханий, то непременно должен существовать антидот: нечто такое, что способно растворить действие всех этих веществ. Кажется, я его нашла. Но рецепт противоядия никак не относится к области противопоставлений одних чувств с противоположными им. Менять любовь на ненависть это все равно что перевернуть батарейку в пульте от телевизора: работать не будет, но и счастья не принесет. Нужна просто новая батарейка, чтобы ее заряда хватило для оживления ослабевшего прежде сигнала.

Я поймала этот сигнал. Блуждая десятки лет в космосе собственного подсознания, он бился живым пульсом где-то совсем рядом со мной. Дребезжали возле уха неразборчивые вибрации, но я не понимала их сбивчивый язык. Древний, как вся история человеческих надежд. Глубокий, как жерло спящего вулкана. И вот весь мир, огромный, пестрый, бескрайний, всосало в единственную значимую точку. Это как сотворение Вселенной в обратном воспроизведениb. Ни планет, ни солнц, ни галактик. Твоя персональная Вселенная оказалась совсем крошечной и настолько миниатюрной, что, кажется, поместится в ладонях.

- Это тебе, - прервав мои философские размышления, Таня протянула большое зеленое яблоко, - Мама передала из дома, - она стояла возле моего рабочего стола и, грациозно обхватив пальчиками сочный осенний плод, самозабвенно грызла его с аппетитным хрустом.

- Спасибо, - улыбнулась я и тут же съязвила, - не мытое наверняка?

Таня прищурилась и угрожающе откусила огромный яблочный кусок.

- Между прочим, я очень люблю яблоки, могла бы и не делиться с тобой...

- Восхищаюсь твоей жертвой! - я засмеялась и все-таки забрала ее подарок.

В этот момент из-за перегородки поднялась Юля. Изображая полное погружении в работу, она резко вскочила со своего места и пулей пронеслась мимо, попутно зацепив плечом жующую Таню.

- Эй! - крикнула она вслед, едва не подавившись, но виновница даже не обернулась, - Кошмар какой-то...

- Не обращай внимания, - спокойно предложила я, - Правильно я понимаю, что вы уже поговорили?

Таня кивнула и нехотя полушепотом добавила:

- Даже объясняя человеку его объективные косяки, иногда чувствуешь себя так, будто оправдываешься перед школьным учителем. Но больше всего не повезет ее новой стажерке, она на будущей неделе уже выйдет.

- Ты что же, сочувствуешь? - я с удивлением наблюдала, как по контуру серых глаз пробегает печальная дрожь.

- А это так на меня не похоже? - фыркнула Таня, - В первую очередь я думаю о том, как это отразится на работе. Даже сегодня, например, Звягин в ультимативной форме объявил, что явка на банкет в честь его дня рождения обязательна для всех без исключения, а я так и не сказала об этом Юле. И, честно сказать, не хочу говорить.

- Просто отправь ей письмо.

Таня задумалась, сосредоточенно пережевывая яблоко, превратившееся под воздействием острых маленьких зубок в мягкое пюре.

- А, знаешь, я так и сделаю! - она, наконец, улыбнулась, - А что касается тебя, - снова прищурившись, Таня заговорчески понизила голос, - ты сегодняшним вечером обречена напиться вместе со мной.

- Договорились, - я мягко улыбнулась ей, и, послав мне последний пронзительный взгляд, Васильева уплыла обратно в свой кабинет.

***
Самое нелепое место, которое можно придумать для корпоративного праздника в кругу своих равнодушных коллег, пришедших исключительно для того, чтобы поддержать видимость рабочего товарищества, а так же поесть и попить за чужой счет, при этом не обладающих ни музыкальным слухом, ни голосом, - это, конечно же, караоке. Впрочем эта несуразица объяснилась довольно просто: клуб-караоке "Трель" был ближайшим местом от бизнес-центра, где базировался наш офис. Звягин собрал целую свиту, по всей видимости, вообразив себя булгаковским Воландом.

На бал к местному Сатане прибыла делегация из средней прослойки руководителей подразделений, включая несколько старших менеджеров, а так же целиком его "правое крыло" в составе меня, госпожи Васильевой и Юленьки, которая, к сожалению, тоже решила прийти. Разумеется, Чумаков и Коротков так же были приглашены, но Игорь Геннадиевич сердечно извинился и отправился домой к детям, а Евгений Сергеевич сослался на занятость и умчался из офиса еще в обед.

В полу-темном помещении с плотно зашторенными окнами в плюшевых фиолетовых гардинах вокруг огромного квадратного стола расставили четыре кожаных дивана. На стене напротив входа светился гигантский плазменный экран, где транслировали ничего не означающий видео-ряд с заморскими пейзажами, а внизу бежал текст исполняемой песни. Рядом находилось место для диджея, который и руководил всей этой вакханалией, переставляя заказанные треки и подзывая вечно где-то гуляющего официанта.

Я приехала в клуб самой последней, пришлось задержаться в офисе и уладить кое-какие дела в калининградском секторе. К этому времени пуп нашего торжества уже доедал вторую бутылку водки с вездесущим Гуревичем и начальником станции техобслуживания Ситниковым. Бесконечно поправляя запотевающие узкие очки, Денис нервно гладил жесткий рыжий ежик на голове и как-то неуверенно твердил, что вот эта - последняя. Звягин толкнул его локтем в бок и вручил стопку.

- Саня! - подскочил он, едва различив меня в мерцании скупого освещения, - Какого хрена!? Че ты так долго!? Штрафную!

Пока Максим исполнял распоряжение, я огляделась и приметила на одном из диванов Юлю. Она не поворачивалась в мою сторону и сидела в самой дальней точке от основной компании, о чем-то бурно беседуя с главным инженером техотдела Ромой Церкало. Тот, ссутулившись над бокалом с пивом, с упоением вещал девушке о каких-то компьютерных примочках, на что Юля приветливо кивала и, кажется хвасталась, что сама установила на ноутбук последнюю версию Скайпа. Было видно, как заметно увеличился объем выдаваемой ею речи, что, по моим наблюдениям, свидетельствовало о серьезной дозе алкоголя в крови.

- За Алексея! - заорал Максим и сунул мне в руку стопку с прозрачной отравой.

- А где Таня? - осторожно поинтересовалась я у него так, чтоб никто не слышал.

- Васильева! - позвал он на весь клуб.

- Че ты горлопанишь? - тут же встрял Звягин, - С ней пить неинтересно! Она только какие-то коктейльчики потягивает. Ну ее. Не умеет отдыхать!

- Это кто тут отдыхать не умеет? - из темноты появилась Таня, - Алексей, вы не забывайтесь, пожалуйста!

- Ой, иди пей свою газировку! - он брезгливо замахал руками в ее сторону, - Не мешай нормальным людям!

- Знаешь, что! - вдруг выпалила Таня, и сразу стало ясно, что ее газировка была не такой уж безобидной, - Макс, наливай, я тоже буду!

- Нет, нет, нет! - оперативно вмешалась я и подошла ближе к рассерженной блондинке, - Тань, это плохая идея.

- Сашка... - она неожиданно уткнулась в мое плечо носом, но тут же опомнилась, - Мне надоели эти вечные шуточки. Один раз имею право напиться, - она забрала из рук Гуревича запотевшую стопку, - За Алексея!

Я больше не успела ничего сказать, когда Таня мгновенной плеснула в рот всю водку разом и немедленно зашлась удушливым кашлем. Я кинулась к ней, чтобы она случайно не споткнулась. Откуда-то с крайнего диванчика, кажется, послушался злорадный смешок.

- Э-эх! - издевательски покачал головой Звягин, наблюдая, как Васильева с омерзением давится обожженными легкими, - Вот я и говорю: с этими бабами каши не сваришь!

Таня, наконец, успокоилась и выпрямилась, как ни в чем не бывало.

- Как ты там говоришь, между первой и второй?.. - на полном серьезе произнесла она.

- Тань, ты в своем уме!? - я схватила ее за рукав и попыталась увести в сторону, все еще держа свою невыпитую порцию.

Но Васильева не растерялась и одним ловким движением руки перехватила стопку и уже без тоста тот час выпила.

- Таня! - я в бешенстве выдрала из ее пальцев опустевшую посудину, - Прекрати немедленно!

- Я ж говорила, что напьюсь... - она смазано улыбнулась, глядя в мое лицо, и в остекленевших глазах отразилась давно таившаяся печаль.

Сердце мое сжалось от ужаса. Я уже позабыла, зачем вообще сюда пришла, и единственным желанием, бившимся в голове, было как можно скорее убраться из этого места, подальше от этих людей и унести с собой Таню, качающуюся на острых каблучках и понемногу теряющую связь с реальностью.

- Поехали домой, - тихо попросила я.

Таня попробовала сфокусировать зрение и вроде даже хотела что-то ответить, но в это мгновение из темноты ее выхватила огромная тяжелая лапа в толстых волосатых пальцах.

- Если кто куда и поедет, то только с моего позволения, - Звягин с силой толкнул девушку в плечо, и она неконтролируемо свалилась на диван, где до этого сидела вся водочная троица, - Ты меня хоть не разочаровывай, Ладко!

- Алексей!..

- Цыц! - властно гаркнул он, - Вы че тут устроили? Я сказал всем пить и веселиться, значит, всем пить и веселиться! Прально я говорю, Гуревич? - тот безропотно закивал, - Вот! Нормальный человек. Наливай!

Я села с краю соседнего дивана, не спуская глаз с качающейся Тани. Меня перестало волновать абсолютно все, что творилось кругом. И что с противоположной стороны о чем-то шепчутся Юля с Ромой, без стеснения тыкая пальцами. И что Людмила Подберезовикова, наш секретарь, которая вообще не понятно, как здесь оказалась, постоянно толкает меня своей рукой с микрофоном, не попадая ни в одну ноту какой-то попсовой дурацкой песенки. И что сама уже пью четвёртую рюмку, не закусывая, а мой мозг разрывается от десятого запуска подряд гимна одиноких алкоголиков. Тане опять принесли какой-то коктейль, я аккуратно пыталась сдержать ее неистовое рвение влить в себя максимальное количество спиртов.

В конце концов, спустя примерно час, я не могла больше спокойно смотреть на происходящее и незаметно подползла к Тане сзади. Она оплывала на широком кожаном подлокотнике, а Звягин в этот момент настойчиво обучал жизни невменяемого Дениса.

- Танюш, - по возможности тихо позвала я, - Танюш, давай я тебя домой отвезу? А? Давай.

Она повернулась ко мне и жалостливо свернула бровки домиком.

- Угу, - промычала она, - Поехали.

Она попробовала встать, но случайно споткнулась и неловко плюхнулась обратно, тем самым потревожив всех сидящих на диване.

- Э! - возмутился Звягин и тут же повернулся, - Это что еще за побег!?

- Алексей Александрович, девушке нехорошо. Ей домой надо. Давай, вставай, - я сгребла в охапку Васильеву, и она повисла на мне всем телом, ухватившись за шею.

- Домой?.. - он пристально оглядел Таню.

- Да, домой. Еще раз с днем рождения! Счастья, здоровья, всех благ! Нам пора, - я заторопилась к выходу.

- А ну стой!

Я почувствовала, как меня резким движением развернулись обратную сторону, и обмякшее тело выдрали из моих объятий, едва не сломав пополам.

- Я сам отвезу!

- Алексей!..

- Молчать! - заорал он и пихнул меня в грудь, я чуть не полетела на пол, но в этот момент вовремя подоспел Максим, наверное, впервые в жизни, - Я сказал, что сам отвезу!

- Алексей Александрович! - я решительно двинулась на него, почти не соображая, что делаю, Гуревич кинулся сзади и перехватил руки, - Оставайтесь тут, это же ваш праздник! - я пыталась вырваться, но Макс, гад такой, парень неслабый, - Я знаю, где она живет! Я позабочусь!

Гуревич рванул меня к себе и сжал локтем шею.

- Не дури! - быстро прошипел он мне на ухо, - Не лезь туда!

- Да пусти ты!

В эту секунду Звягин уже двигался к выходу, волоча под мышкой еле переставляющую ноги Таню, которая почти не оказывала сопротивления.

- Ладко, да что с тобой!? - Максим отпустил меня, наконец, и развернул лицом к лицу, он тряс меня за плечи, - Ты что творишь!? Ты хоть понимаешь, куда ты лезешь!?

Я посмотрела в его глаза, и, наверное, в ту самую секунду он все понял. Он отошел на пол шага и покачал головой, отчего-то я знала, что он сочувствует мне, но, увы, не знала, что же теперь делать.

- Давай выпьем, - Гуревич поднял недопитую водку со стола, - Не твоя это война, Саш, - шепнул он, когда наши стопки соприкоснулись.

Я ничего не чувствовала в тот момент. Ровным счетом ничего. Оставшиеся сотрудники уже засобирались по домам, Юля и Рома куда-то исчезли. Надеюсь, хотя бы они не видели всего случившегося, хоть какая-то радость.

У МЕНЯ ЕСТЬ ТЫ - 38

Мы добили оставшуюся водку с Максимом напополам, я коротко попрощалась с остатками продолжающих праздновать невесть что людьми и вышла из клуба. Накрапывал мелкий дождь, и от этой промозглой едкой сырости пробирала мерзкая дрожь до самых костей. Я медленно брела пешком, как мне казалось, к метро, но на самом деле меня несло, черт знает куда. Я шла сквозь старые гаражи, мимо заброшенного железнодорожного переезда, шла, не разбирая пути, все сжимая в руках мобильный телефон, в котором из раза в раз звучала одна и та же запись: "Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети... Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети... Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети..."

Наконец, обессилев, я остановилась и села прямо на грязный тротуар. Напряженно всматриваясь в расплывающийся экран, я не без труда осилила единственное сообщение: "Позвони, пожалуйста" и оно повисло в цифровом пространстве интернет-приложения безнадежной непрочитанной молитвой. Прошло минут пять или десять, но статус послания так и не изменился. Я встала и побрела дальше, потихоньку трезвея и свыкаясь с собственным тошнотворным бессилием. "Это не твоя война! - твердил в гудящей черепной коробке демонический голос, который все больше напоминал звягинский, - Не твоя война! Не лезь!"

Внезапно телефон пронзило вибрацией. Я моментально очнулась и, не глядя, нажала "ответить".

- Да! Таня!? - сходу выпалила я в трубку.

- Привет...

Я остановилась и, что было сил, попыталась вслушаться в это очень знакомое звучание, но быстро дошло, что надо просто взглянуть на определитель.

- Ты... Ты не дома?..

- Какая тебе разница?

Какое-то странное и очень непривычное шевеление вдруг почувствовалось в напряженных до предела нервных окончаниях. Гнев. Слепой и беспощадный гнев вырывался наружу, отчаянно цепляясь за слова и все возможные поводы.

- Нахрена ты мне звонишь, а? - вскипала я, все глубже утаскиваемая бессознательной яростью вглубь разъяренного ума, - Мы что, не все еще выяснили, нет? Что ты еще хочешь услышать? Что!? Что я должна тебе сказать!?

- Мне плохо без тебя... - завибрировал надорванный тихий голос, - Я тебя люблю...

- Нет!!! Слышишь, нет!!! - заорала я в трубку, уже окончательно перестав контролировать сказанное, - Ася, нет!!! Ты не любишь меня!!! И я тебя НЕ-ЛЮБ-ЛЮ!!!

- Зачем ты так?.. За что?..

- За то!!! Я ведь спокойно тебе утром тогда сказала: все кончено, ВСЕ-КОН-ЧЕ-НО!!! Ты не понимаешь нормальных слов? Нет? Не понимаешь? Не понимаешь?

Она замолчала, и откуда-то издалека раздавались тихие, сдавливаемые всхлипывания. Меня, как током поразило.

- Ася... - как можно спокойнее, шепнула я, постепенно снова возвращаясь в ровное состояние, - Ася... Послушай меня. Пожалуйста. Ася... Ася, мне... Жаль. Правда жаль. Тебе просто нужен другой человек. У нас все равно бы ничего не получилось. Дело не в тебе... Ася, не в тебе дело, - всхлипывания стихли, она слушала, не произнося ни слова, - Это я виновата. Да. Ася, это я виновата, понимаешь?..

Я подняла глаза к небу, черному и бездушному, кружащему над пьяной дурной головой. В этот миг я вдруг осознала мелочность и отвратительную бессмыслицу собственного существования. Я еще долго что-то лопотала в погасший телефон, повторяя по кругу одни и те же бессвязные предложения, но Настя уже давно повесила трубку, чтобы больше никогда не позвонить.

***
Всклокоченный организм отказывался принимать в себя третий за утро стакан кофе, но я настойчиво заливала в глотку коричневое, растворенное в двойной дозе нечто, усилием воли затыкая визжащее в истерике сердце. Пятничный отчет. Надо подготовить пятничный отчет. Я просто должна подготовить еженедельный пятничный отчет...

Левый глаз предательски косился в окно чата, который я по минутно обновляла. Бесполезно: отправленное посреди ночи сообщение так и висело непрочитанным. Чтобы хоть немного успокоиться, я прошла вдоль оупэнспейса взад и вперед, выглянула в окно. Рассекая подсохшие лужи и едва не цепляя хромированным кенгурятником припаркованные машины, на стоянку влетел звягинский джип. Я внимательно следила за тем, как он неторопливо ковыряется в бардачке, затем глушит мотор, выходит из автомобиля... Один. Алексей нажал на кнопку сигнализации и преспокойно направился к дверям в здание бизнес-центра. Я перевела дыхание и вышла в коридор. Стараясь сохранять полную невозмутимость, я еще раз прошла мимо кабинета Васильевой: свет по-прежнему не горел, а замок все еще был заперт. Не солоно хлебавши, я вернулась в рабочее кресло и снова открыла отчет.

И тут стационарный телефон на моем столе запиликал своей визгливой мелодией, а в окошке на дисплее проявилась ненавистная фамилия.

- Ладко, зайди ко мне, - Звягин тут же сбросил сигнал.

Я поднялась на восьмой этаж, по пути устроив себе аутотренинг на тему "Спокойствие, только спокойствие". Вход в кабинет легко открылся моим магнитным ключом, я вошла без стука. Алексей стоял спиной у открытого окна и курил, не отрываясь от разговора с кем-то по телефону. С каким же удовольствием я бы отвесила ему пинка под зад, чтоб летел он целых восемь бесконечных секунд до самой парковки...

- Да, с Чумаковым все оговорено. Нету подписей, нету!!! Я тебе что, Господь бог!? Рожу я их что ли!? Приедет в понедельник и подпишет! Грузите так! - он обернулся, быстро показал мне на стул в углу и вновь уставился в окно, - Да похер мне на твоих архаровцев! Вертел я их знаешь где!..

Я вытащила стул и поставила его вплотную к его столу прямо напротив директорского кресла. Завидев это, Алексей недовольно поморщился и быстро завершил разговор.

- Вот что, - без всяких прелюдий заявил он, закидывав в рот еще одну сигарету, - сейчас берешь свою тачку и шуруешь на хату к Васильевой.

- Алексей, - собрав все мужество в кулак, я решительно выпрямилась, - давайте на чистоту. Вы вместе вчера уходили из клуба, оба, так скажем, в меру трезвые. Что произошло после этого?

- А ничего, - помотал он головой, - ничего не произошло.

- Правда? А почему же тогда у нее с ночи не работает телефон?

- Да откуда мне-то знать!? - рявкнул он, но тут же взял себя в руки и чуть более уравновешенным голосом добавил, - Нажралась баба. Я отвез ее домой. Все! Мож, она вообще просрала его где-нибудь... Ты давай это, кидай все дела и езжай. Только давай по-тихому, без огласки, договорились? Приедешь - доложишь лично мне. Что бы ни случилось, ясно? - он внушительно пошевелил усами, пристально всматриваясь в мое побелевшее от ненависти лицо, - Ясно? - уже значительно громче повторил он, с третьей затяжки испепеляя сигарету до фильтра.

- Что между вами произошло? - почти по слогам произнесла я, свирепея с каждой секундой все больше.

Звягин стал совсем серьезным, обогнул стол и приблизился ко мне вплотную. Его толстое необъятное брюхо свисало прямо над моей головой, по всей видимости намекая, что с легкостью раздавит меня, как букашку, если посмею еще хоть слово против вякнуть.

- Что между вами произошло? - у меня аж скулы свело от напряжения.

Воцарилась полная тишина. Кажется, я даже могла расслышать стук собственного сердца, чей ритм давно превысил официально разрешенные сто восемьдесят ударов в минуту.

- Я так тебе скажу, Саня, - скрепя челюстями, процедил Звягин, - ты мне нравишься. Но ежели ты вздумаешь, быть у меня занозой в заднице, то пеняй на себя. Помни, на кого ты работаешь. Не Васильева тебя в люди пихнула, а я. Я. Понимаешь? Она сегодня тут, а завтра обратно в свой Орел полетит воробышком, если я так захочу. Так что давай, накидывай пальтишко и катись к ней домой, приводи в чувства любым способом и проследи, чтоб она глупостей каких не натворила. А то ж хер вас знает, баб шизанутых...

- Почему же вам тогда самому не проведать свою подопечную, а? - я встала, ощущая безумное давление почти на физическом уровне и борясь с острым желанием засадить кулаком в эту наглую, отвратительную физиономию.

Алексей пожирал меня злыми горящими глазами и вдруг отвернулся, снова отошел к окну и закурил в третий раз.

- Молодая ты еще, Ладко, - он сплюнул на улицу, - Не разбираешься, кто друг, кто враг... А я тебе как раз не враг, - Звягин потряс сигарету, нервно стряхивая пепел, - Я тебя, как друга, прошу. Ты сама ж видела, как Васильеву вчера вмазало, мало ли, что там с ней. Сотовый отключен, домашнего у нее нет, в почте не отзывается, на работу не пришла в первый раз за три года. Ясен хрен, что беспокоюсь я! Только не могу я все свои дела кинуть, сама понимаешь, какой у меня уровень ответственности! Но тебе-то я доверяю. Как себе доверяю, слышь, Сань? - он попытался изобразить некоторое подобие дружелюбной улыбки.

Я не могла больше смотреть в лицо этому клоуну. Даже не попрощавшись, я стремительно вышла из кабинета и направилась прямиком на стоянку, где отдыхал мой Фольц.

У МЕНЯ ЕСТЬ ТЫ - 39

Не дав как следует прогреться мотору, я молниеносно вылетела под шлагбаум. Как никогда в жизни, меня страшно раздражали все встречные светофоры с их идиотской привычкой внезапно моргать и переключаться на красный. «Ну, давай же! Давай!..» - то ли молясь, то ли проклиная, бубнила я себе под нос, поминутно обдавая клаксоном тормозящие впереди машины. Автодозвон, включенный на смартфоне, обрывался на все той же записи оператора связи. Как же я ненавижу эти чертовы пробки! Еще перекресток, и еще, и еще… Уже подъезжая к району, где жила Таня, я вдруг поняла, что совершенно не знаю ее точного адреса, и добираюсь по памяти так, как мы вдвоем некогда шли от метро. Я набрала номер офиса, ответила Люда. Безо всяких объяснений я практически потребовала срочно отыскать адрес проживания Васильевой Татьяны. Люда явно сконфузилась, не зная, что мне ответить.

- Минуту… - неуверенно пробормотала она.

«Твою мать, Поберезовикова, живее!» - истошно вопило мое подсознание, хотя внешне я все еще пыталась сохранить маску невозмутимости и спокойствия.

- Людочка, - сладко пропела я, - слушай, у меня там на столе коробка зефира лежит, это я тебе принесла, отдать забыла совсем. Замоталась. Ты возьми, пожалуйста, сама.

- Мне?.. – растеряно хлопала ресничками в трубку Подберезовикова, - Ааа, это за те документы? Ой, да не надо было! – она засмущалась, сопя подрагивающим кокетливым носиком, - Вот, нашла танин адрес…

Я неслась на пятый этаж, перепрыгивая через две ступеньки, рискуя спотыкнуться и так и не добежать. Третий, четвертый… С размаху я впечатала кулаком в звонок, он пронзил тишину припадочным визгом и стих. Никакой реакции. Я позвонила снова. Молчание. Я постояла под дверью, бессильно вслушиваясь в темную неизвестность за ней, стараясь расслышать хоть какое-то шевеление, хотя бы тихий скрип. Тщетно. Застыв, как истукан, без толики надежды я качалась на неверных ногах, ощущая медленное отмирание клеток головного мозга.

- Открой… - непонятно кому шепнула я, - Таня, открой! – изо всех сил я колошматила руками в дверное полотно, не страшась разбить ладони и не осознавая, что могу потревожить соседей.

Плевать! Да провались оно все пропадом!

- Таня, открой!!!

Щелчок замка, и внутри у меня мгновенно похолодело. Дверь осторожно приоткрылась, и в образовавшемся узком проеме показалась половинка лица Васильевой: порозовевший то ли от слез, то ли похмелья левый глаз испуганно взирал на меня.

- Ты что здесь делаешь? – она крепко держала дверную ручку, навалившись всем телом.

- Таня… - облегченно выдохнула я, - Ты… У тебя телефон отключен…

- Разрядился, - тут же выпалила она.

- Ты не пришла на работу…

- Я неважно себя чувствую.

Я внимательно осмотрела то, что сейчас еще как-то могла различить: распущенные волосы, на ней что-то вроде ночнушки или безразмерной длинной футболки. В полумраке коридора мелькнул фрагмент голого предплечья, и в тот миг мне показалось, что на белой таниной коже темнеет уродливая синяя полоска.

- Можно я войду? – попросила я.

- Нет, - Таня почти полностью закрыла дверь, и я больше не могла разглядеть, верно ли то, что мне померещилось, - Я же сказала, я неважно себя чувствую.

- Я всего на минуту…

- Нет!

Резко надавив на тяжелое металлическое полотно, она попыталась преградить мне путь, но теперь я не могла себе позвонить отступаться. Не чувствуя боли, я вышибла дверь плечом, и девушка за ней отлетела в ближайшую стену. Я ворвалась в квартиру и подхватила ее, сползающую на пол. Таня не сопротивлялась, и вся спесь мгновенно исчезла с бледного, осунувшегося лица. Она безвольной тряпкой повисла в моих объятьях, стыдливо отворачивая глаза и прикрывая дрожащие губы ладонью. Я аккуратно убрала ее слабую руку.

- Боже, Таня… - я смотрела на расплывшийся по щеке багровый кровоподтек в уголке рта, на разбитую нижнюю губу, на отекшие темные пятна под остекленевшими глазами, - Это он сделал?..

Она не отвечала, интуитивно сжимаясь и превращаясь в крохотный вибрирующий комок, напичканный страхом, обидой и угрызениями совести.

- Таня…

Беззвучные прозрачные слезинки предательски соскользнули с подрагивающих ресниц и побежали по опухшему носу соленым ручейком. Я стирала их дребезжащими пальцами и мысленно проклинала себя за бессилие, нерешительность, за свою осознанную глухоту.

- Танечка...

Она плакала в моих руках, тихо, робко, беспомощно оседая в пол. И вся ее боль, ненависть, опустошение вибрировали во мне, истираясь в вязкую, омерзительную, тошнотворную кашу, перемолотую беспощадными лезвиями осознания.

- Прости меня... - я опустилась вместе с ней на колени, изо всех сил сжимая истерзанные плечи, покрытые жестокими стигматами синяков, - Прости...

- За что? - шепнула она, не поднимая головы.

- Я могла что-то сделать... Что-то предпринять... Не допустить всего этого кошмара... Прости...

Таня подняла глаза. Два серебристых радара пристально изучали меня из-под пелены непрекращающегося соленого дождя.

- Ты... Ты что, плачешь?.. - она бережно коснулась мои ресниц, и слезы на ее ладонях смешались с моими, - Почему? Почему для тебя это так важно?..

- Я не дам тебя больше в обиду, - сглатывая застрявший в горле противный ком и пытаясь справиться с атаковавшими чувствами, произнесла я.

- Саша...

- Что он сделал? Скажи мне, что он сделал? - прямо в эту секунду я готова была схватиться за пулемет и раздробить в мясо ту самую тварь, которая посмела надругаться над беззащитной девушкой.

- Я... Почти ничего не помню, - Таня закрыла глаза, из последних сил стараясь не разрыдаться вновь, она говорила медленно и сбивчиво, - Мы пришли... Леша говорил что-то... Требовал... Он стал меня раздевать... Я правда не помню...

Боже!!! Если ты существуешь, какого хрена ты позволяешь спокойно топтать землю таким мразям!? За что!? За что обрекаешь на такие муки людей!?

- ... И я снова сказала, что между нами все кончено... Он еще что-то стал говорить. Потом он кричал... А я очень хотела спать. Может быть, даже отключилась. А он все дергал меня... Кажется, я тоже прикрикнула на него. Не помню... А затем он ударил по лицу... Больно так ударил... И больше не помню, - Таня тихонько всхлипнула и уткнулась в мою грудь.

Будто серная кислота, ее горькие слезинки обжигали кожу под намокающей рубашкой. Меня трясло и знобило от гнева и жажды мести. Я провела рукой по спутанный золотым волосам, и Таня вдруг резко вздрогнула от этого прикосновения. Больше никогда, никогда, ни на секунду я не желала оставлять ее, но рвение восстановить нарушенную справедливость взыграло во мне, пожирая все остальные чувства. Я попыталась подняться на ноги.

- Ты куда? - девушка испуганно вцепилась обеими руками в ворот моей рубашки.

- Поговорить кое с кем надо...

- Нет! Нет! - она бросилась на меня, стараясь не пустить, - Не надо! Не надо ни с кем говорить!

- Таня, я не позволю этому мерзавцу и дальше радоваться жизни.

- Не уходи! - взмолилась она и прильнула всем телом.

- Таня...

Я хотела было еще что-то сказать, как внезапно она припала своими губами к моим, так и не дав договорить. И в одночасье моя разорванная на триллиарды частиц Вселенная вновь свернулась в одну точку, а все, что оказалось за ее пределами, рассыпалось в ничто и перестало существовать. В беспощадном сплетении двух тел бились два сердца, в это мгновение слившихся в единый пульсирующий орган, чей стук заполнял собой свободное пространство между нейронами головного мозга. Под моими губами таяли мраморные плечи, обжигаемые тысячами поцелуев, а руки сами неконтролируемо блуждали по раскаленному телу, откликавшемуся тихими стонами на каждое движение.

На пол полетела белая футболка, а за ней и моя рубашка, в которой я, не ощущая холода, неслась через всю Москву, чтобы, наконец, обладать той, что сводила меня с ума, чье одно только существование на этой земле обрекало на бессознательные фантазии и страх быть отвергнутой. Танечка... Я, как безумная, вдыхала аромат с роскошных волос, глотая выделяющуюся слюну с ее нежных губ. Она вся пахла той запредельной нежностью, с какой ласкали меня сейчас ее пальцы, аккуратно стаскивая с плечей лямочки от бюстгальтера. И мне хотелось лишь одного: бесконечно дотрагиваться до ее кожи, не считая минут, не думая ни о чем.

Я повалила ее на кровать, стягивая последний, самый крохотный предмет гардероба и оставляя полностью обнаженным бархатное тело. Я неторопливо продвигалась все ниже и ниже от бешено вздымающейся груди, вдоль напряженных точеных ребер к бугорку на тазобедренном суставе. Скользя языком, будто кистью сладострастного художника, я обрисовывала контуры своей музы. Страха больше не было. Раскрывшиеся влажные бедра сами призывали заполнить образовавшуюся пустоту в сокращающихся мышечных волокнах, и мои пальцы потонули в обволакивающей мякоти, теперь всецело принадлежа иному организму и становясь замыкающим мостом в этом безумном слиянии.

С рассохшихся губ слетали в страстном бреду какие-то неразборчивые слова, они оглушали меня, не давая остановиться. И когда биения внутри воспламененной плоти достигли своей кульминации, я рухнула в пустоту заволоченного вожделением разума, ощущая, как охваченная огнем моя рука неистово дрожит, а Таня, замолчав, в беспамятстве растеклась подо мной.

- Танечка... - слабея и теряя сознание, шепнула я.

Она повернула голову и осторожно поцеловала меня. Я припала к стучащей вене на тонкой шее и, наконец, отключилась.

У МЕНЯ ЕСТЬ ТЫ - 40

В путанице сна мелькали знакомые образы. Почему-то снилась Маша. Она то смеялась, то плакала, вертелась и жеманничала, лихорадочно приговаривая какие-то едкие замечания. И, будто в перелистнувшемся кадре с новыми декорациями, вдруг возникло лицо Звягина. Я немедленно позабыла про Машу, а все возможные чувства и эмоции заполонила ярость. Кажется, я нащупала в руках какой-то увесистый предмет, размахнулась, и вдруг на месте Алексея обрисовалась фигура Васильевой. В последний момент я успела заметить ее перепуганный взгляд, и мгновенно проснулась.

Таня лежала рядом, повернувшись ко мне спиной. Она скомкала одеяло в плотный рулет и объяла его всеми четырьмя конечностями, сопя сквозь сон и умилительно шевеля ресничками. Некоторое время я наблюдала за ней, переполняемая чувствами безграничного счастья и вместе с тем неверием в то, что теперь она со мной. Мне хотелось коснуться ее, поцеловать, прижать к себе, чтобы вновь ощутить тепло и живую энергию ласкового таниного тела, но я не хотела тревожить и будить девушку. Пусть лучше еще немного поспит. Аккуратно покинув кровать, я тихонько оделась и подошла к окну: на безлюдных улицах понемногу вступало в свои права субботнее утро. Основная часть горожан все еще наслаждалась сном в своих домашних постельках, противясь мысли подняться в такую рань и окунуться в бурную деятельность. И лишь счастливые обладатели собак в качестве домашних питомцев лениво перемещались по пространству маленького двора. Вдруг в голову мне пришла одна мысль. Я вышла в коридор, отыскала ключи от таниной квартиры и незаметно улизнула из помещения.

Нет, я не шла ровным и спокойным шагом, нет. Я буквально парила, не чувствуя больше ни усталости, ни сомнений, ни страха. Я летела вприпрыжку по пустынной дороге в поисках круглосуточной цветочной палатки. И, возможно, со стороны я выглядела совершенно идиотски со своей беспечной, не сползающей улыбкой от уха до уха, но это самое мечтательное настроение было настолько непоколебимо и однозначно, что никакая гнусная мелочь этого мира не была способна разрушить эту эйфорию. Спустя минут двадцать я снова очутилась в квартире, крепко сжимая в руках трехкилограммовый букет шикарных чайных роз с огромными плотными бутонами, благоухающими неповторимым свежим ароматом. На цыпочках я прокралась в кухню, отыскала большую хрустальную вазу, оказавшуюся несколько маловатой, но все же мне удалось не без труда установить мою композицию. Довольная результатом, я поставила букет на стол, и в этот момент за спиной послышались тихие шаги.

- Ты что делаешь?

Я обернулась. Завернутая в одеяло, Таня стояла в дверном проеме и внимательно следила за происходящим.

- Доброе утро! - моя безгранично счастливая улыбка сверкала и переливались всеми цветами радуги, освещая собой все вокруг, - Хотела до твоего пробуждения приготовить завтрак, но не успела. Я, наверное, слишком громко здесь копошилась?

Таня медленно вошла в кухню и опустилась на табурет, растерянно глядя на цветы. Я заметила ее взгляд и воодушевленно пояснила:

- Это для тебя. Нравится?

- Да... - как-то неуверенно произнесла она, - Красивые... А... В честь чего это?

- В честь тебя, - я подошла к ней и присела на корточки, я бережно взяла в руки ее ладони и заглянула в глаза, - Танечка... Танюша... Я... Я не знаю, как правильно сказать. Просто я очень рада тому, что у меня есть ты. И теперь... Я буду рядом. Теперь мы справимся. Я много думала, и... это были не самые простые мысли... Но теперь я все знаю.

- Что знаешь? - я чувствовала, как напряжены ее пальцы, покрывающиеся тонким слоем холодного пота.

Я сглотнула.

- Знаю, что... Знаю, что должна теперь сделать. В понедельник я сама пойду к Звягину и заставляю этого сукиного сына отвечать за свои действия.

- Погоди, - Таня осторожно выдернула руки, - Я ведь уже говорила, не надо вмешиваться в эту ситуацию. Конечно, спасибо за инициативу, но, поверь, это лишнее.

- В смысле лишнее?.. - с моего лица медленно сползала улыбка, - Танюш, я... Черт возьми, я говорю искренне!

- Да, - она кивнула и увела взгляд в сторону, - Я вижу, и я тебе благодарна. Но мне кажется, ты неправильно меня поняла...

Пауза. Я медленно выпрямилась и отошла на шаг назад. Таня все еще не смотрела в мое лицо, замерев перед нежно-розовыми лепестками, заволакивающими своим запахом все пространство кухни.

- Саш, - холодная сталь в звучащем голосе беспощадно резала трепетавшее в душе тепло и нежность, - Ты действительно поняла меня неправильно. То, что случилось вчера это... Это не то, что ты думаешь. Спасибо за заботу, за желание как-то помочь... За цветы... Но... Это... Просто эмоции, понимаешь? Просто такой момент. Я была угнетенна, подавлена, ты тоже перенервничала. Ты понимаешь, о чем я?

Я не отвечала. Внутри горла парализовало связки, и замкнуло легкие в груди. Я не могла не то, что говорить, я почти не могла дышать, и лишь боялась рухнуть без сознания от остановки сердца, распластавшись прямо посреди этой кухни.

- Саша, - твердо заявила Васильева, она уже собралась с силами и сурово глядела исподлобья, - ты неправильно меня поняла. Это просто секс. И больше ничего.

Мысленно нащупав пульс, я попыталась сосчитать удары: один, два, три, четыре... Таня смотрела, не отрываясь, очевидно, в ожидании реакции. Пять, шесть, семь... Картинка перед глазами предательски рассыпалась на мизерные частицы, искажая в призме наворачивающихся слез очертания всех предметов. Восемь, девять... Может быть, это просто сон? Очень грубый и злой сон, один из тех, что так часто мне снятся. Но я боялась моргнуть, чтобы скопившаяся в уголках влага не растеклась по щекам, растаптывая мою и без того изуродованную сущность. Десять.

- Нет, это ты неправильно меня поняла, - я даже толком не слышала, что говорю, - Это просто цветы. И больше ничего.

Не глядя, я обулась и вышла из квартиры, осторожно захлопнув за собой дверь. Должно быть, Соломон уже заскучал и хочет скорее получить положенную ему порцию любимых консервов.

У МЕНЯ ЕСТЬ ТЫ - 41

Глухим эхом, бесконечно отражающим само себя, завывала внутри боль. Медленная, отчетливая, пожирающая все живое и самое человечное внутри меня, она превращала в прах то, что не истлело раньше. Слабость. Такая же очевидная, как четко услышанное высказывание, однозначное и прямое. Когда-то я рассуждала о том, что гуманнее: иметь хотя бы зыбкую, иррациональную надежду или же сухо принять факты такими, какие они есть без тени обмана, глядя прямо в глаза собственному отчаянию. Теперь я знала ответ в этой дилемме, и он мне не нравился. Точно так же, как я не нравилась сама себе. Да что там не нравилась?.. Мне было попросту противно быть собой! Эта неистовая ненависть пришла сразу вслед за болью, как приходят нищета и голод после войны. А моя война была проиграна. Осталось подобрать своих раненных и великодушно расстрелять, не провоцируя долгой и мучительной борьбы за заведомо обреченную жизнь. Я чувствовала себя как раз таким раненным. Не смертельно, но гангрена уже началась, а антибиотики затерялись по дороге в медсанчасть. И надо бы рубить без со жанры пораженную конечность... Только пораженными оказались голова и чертово сердце. Этот отвратительный насосный аппарат, которому приписывают разные неведомые фантастические свойства, и который отчего-то иногда начинает вести себя не самым адекватным образом, идиотски замирая и сжимаясь, потом вдруг начинает бешено колошматить по ребрам, а бывает, что и вовсе зайдется спазмами, будто подавая сигналы азбукой Морзе.

Я молча наблюдала за медленной смертью самой себя, сохраняя видимость эдакой спокойной непринужденности. Словно я не исторгнутый завершившейся войной кусок пушечного мяса, а вполне себе нормальный, среднестатистический человек. Дышу, хожу, изредка улыбаюсь. Ем без аппетита, вежливо желая коллегам во время бизнес-ланча приятного аппетита. Не интересуюсь ни кино, ни телевизором, но регулярно дважды в день врубаю этот омерзительный ящик на все равно каком канале, лишь бы не слышать собственных мыслей. Мне стало безразлично абсолютно все, что могло еще совсем недавно быть предметом радости. Машину я вернула компании, объяснив нецелесообразностью этой статьи расходов. Чаще стала звонить родителям и даже пообещала, что в этот новый год обязательно приеду в Минск. Появилось больше времени, чтобы заняться бракоразводным процессом. Я неторопливо и размеренно собирала необходимые бумажки без энтузиазма, горечи или раздражения.

Эта жизнь просто двигалась своим чередом, и где-то внутри нее, затерявшись в толпе, брел равнодушный мертвец, трагедия которого как раз и состояла в том, что он уже знал о своей смерти. Ежедневно отдирая себя от пустой кровати, похожей на гроб, мертвец выходил из замурованного мрачного склепа и вновь сливался с толпой. Но, как говорит моя мама, беда не приходит одна. Обязательно должно было случиться еще что-то, что-нибудь финальное, завершающее, последний тычок кинжалом в спину. Долго ждать не пришлось.

Я была на переговорах с подрядчиками, решался очередной неприятный вопрос по срокам поставки и схемой оплат. Общение, мягко говоря, заходило в тупик. Я выслушивала противоположную сторону, учтиво кивая на замечания, но тут мой взгляд упал на загоревшийся дисплей телефона: пришло входящее сообщение. Я незаметно продвинула к себе аппарат и боковым зрением прочла единственное короткое предложение: "Надо срочно поговорить."

Из переговорной я выходила чернее тучи. Мало того, что никаких четких договоренностей так и не было озвучено, так еще и к Васильевой надо идти общаться. Признаться, я избегала личных диалогов с ней. Разумеется, мы виделись почти каждый день. Мы обсуждали некоторые нюансы по позиционированию нашего проекта, проблемы с поставками и даже новую сотрудницу Леру, которая две недели назад встала в ряды нашего дружного коллектива, и уже пару раз навзрыд рыдала в туалете, доведенная до истерики своей заботливой наставницей. Все это были обыкновенные рабочие моменты без особой эмоциональной окраски и личностных касаний. Таня вела себя, как и прежде: улыбалась и кокетничала, эпизодически в ее репликах слышались хорошо знакомые нотки неприкрытых заигрываний. Словом, все та же игра с теми же участниками с той лишь поправкой, что один из игроков мучительно погиб, неосторожно заигравшись.

- Что случилось? - я без стука вошла в кабинет, не имея ни малейшего желания выдавливать из себя формальное приветствие.

- Садись, - Таня вернулась в свое кресло, что-то сжимая руках, этот нетипичный серьезный тон очень настораживал и навевал самые не оптимистичные мысли.

- Что случилось? - снова повторила я, располагаясь напротив и закидывая нога на ногу.

Она молча положила передо мной маленькую белую флешку с синим логотипом нашей компании. Такие когда-то нам дарили на конференции в Клину. Не прикасаясь к непонятному для меня предмету, я некоторое время рассматривала его, пытаясь сообразить что бы это значило. В конце концов, когда пауза окончательно затянулась, я аккуратно двумя пальцами перевернула электронное устройство. На белой глянцевой поверхности красовался след от лака для ногтей, он был немного потертый, но в нем все еще угадывались очертания красного сердечка.

- Что там? - по возможности ровно спросила я.

- Вся наша база. Счета, сверки, статистика, данные по приказам.

- Откуда?

- Звягин принес.

Я подняла глаза. Таня скрестила руки на груди, ее лицо было каменным, а в уголках рта застыли фразы ненависти. И лишь бегающие по глазному яблоку дрожащие зрачки выдавали всю ту бурю скомканных эмоций, которая бешеным калейдоскопом вертелась сейчас в ее душе.

- Как она попала к Звягину?

Таня вздохнула и отвернулась.

- Он был на встрече со своим информатором, который работает у конкурентов. Он и передал.

- Значит, у Звягина есть собственные ручные крысы... - пробормотала я, рассуждая сама с собой, я пристально рассматривала Таню; видимо, почувствовав это, она вновь взглянула в мою сторону, - Ты понимаешь, что я не имею к этому отношения?

Она молчала. Возможно, ища конечные ответы, она и сама не была уверена в правильности собственных выводов. Нет, она не обязана была мне доверять. Она вообще ничем мне не обязана.

- Когда ты в последний раз видела эту флешку? - наконец, заговорила Васильева.

Я пожала плечами.

- Не знаю. Как из Клина вернулись, так и видела, наверное. Положила ее на стол и ни разу не пользовалась. Теоретически взять мог, кто угодно.

- Ты же понимаешь, что Алексея не удовлетворит эта история?

- Зато я знаю, что его точно удовлетворит... - усмехнулась я, осознавая, что Звягин был свидетелем того, как этот предмет оказался в моей собственности.

Снова наступила тишина. Таня смотрела на меня, я смотрела на флешку. И не могу сказать, что в тот момент я боялась увольнения или вообще какого-то скандала, нет. На самом деле мне было глубочайше плевать. Возможно, в глубине души я даже иррационально радовалась произошедшему. Наконец-то, добьют мертвеца! Что может быть благочестивее? И все же мне было крайне любопытно знать имя своего благодетеля.

- Слушай, - заговорила я, - в нашем оупэне несколько камер. Конечно, просмотреть весь архив месячной давности будет довольно непросто, но раз речь идет о профессиональной этике и уголовно наказуемом разглашении корпоративных тайн, я думаю, оно того стоит. Давай позвоним Короткову.

Таня отрицательно покачала головой.

- Я уже звонила. Игорь сказал, что все посмотрит и проверит, но... Именно твой стол стоит неудобнее всех, наискосок, экрана компьютера не видно. К тому же мы попросту не знаем, что именно искать.

- Уже знаем, - твердо заявила я, - будем искать того, кто в мое отсутствие что-то искал среди моих рабочих документов в ящиках. Флешка лежала именно там.

- Это мог быть, кто угодно... Любой человек: коллега, курьер, уборщица... - она растерянно моргала, не замечая, что былая серьезность безвозвратно ушла, оставив после себя лишь нескрываемое беспокойство и страх; я заметила нервную дрожь в ее пальцах, когда она взяла в руки маленькую вещицу, умудрившуюся не на шутку взбудоражить умы стольких людей.

- Это единственный вариант, - спокойно заключила я, - Можно хотя бы попытаться. Идем к Короткову. Сейчас.

У МЕНЯ ЕСТЬ ТЫ - 42

В логове службы безопасности, как всегда, было тихо. Блюстители рабочего порядка расселись за своими мониторами на разным углам кабинета, создавая ощущение беспрерывного контроля за сотрудниками, хотя наверняка многие за пуленепробиваемыми лицами скрывали простые человеческие слабости на вроде общения в социальных сетках или бесцельного серфинга по просторам интернета. Однако в присутствии Игоря Геннадьевича меньше всего хотелось выставлять свои безответственные пристрастия напоказ. Он вообще относился к тому типу людей, под чьим зорким оком исчезали беззаботные улыбки, а атмосфера наполнялась всепоглощающей серьезностью.

Стол Короткова располагался в самом углу - в точке максимально стратегического обзора. Казалось, он полностью поглощен каким-то безусловно важным делом, но, как только мы с Таней переступили порог кабинета безопасников, он тут же, не отрывая глаз от компьютера, просигналил рукой, чтобы мы подошли.

- Вот, - он чуть пододвинул монитор, чтобы нам удобнее было смотреть, - мои подозрения сходятся на этом человеке.

На экране, разделенном на четыре части, застыли динамические кадры: угол моего стола, из-за перегородки почти не видно то, что находится на его поверхности, чуть поодаль рабочие места остальных сотрудников, и на каждом изображении отчетливо виден один и тот же силуэт.

- Основания? - обратилась я к Короткову.

- Есть данные с противоположной камеры, - он откинулся в кресле и спокойно констатировал факты, - Вася сейчас их анализирует. Наверняка сказать будет нельзя, потому как обзор там ближе к центру оупэнспейса, но есть вероятность заметить, что именно так привлекло подозреваемого. Например, вот эта дата, - он ткнул в левый нижний квадрат, - время совпадает с временем вашей командировки в Тверь. Я проверил. Данные в скопированной базе обрываются этим числом.

- То есть... - не веря собственным глазам, пробормотала Таня, - Вы хотите сказать, что Саша не могла самостоятельно сделать копии?

Коротков повернулся ко мне и пристально вгляделся в мое лицо.

- Насколько я знаю, у вас есть удаленный доступ, верно? - его тяжелый взгляд будто бы сверлил меня насквозь, я молча ответила кивком, - Из этого можно сделать вывод, что данные вывели в любой день, начиная с этого.

- Удаленно я работаю по безопасному соединению, можно отследить любой выход.

- Это правда, - удовлетворенно улыбнулся Игорь Геннадьевич, разглаживая ладонью шершавый подбородок, - Базу скопировали напрямую с рабочего компьютера, так фактически нельзя обнаружить следы копирования на внешнее устройство. Но на всякий случай я проверил и передачу вне корпоративной сети, - он сделал паузу, - Чисто. Как, в общем-то, и предполагалось.

Таня выдохнула и закрыла глаза. Было видно, как нелегко дается ей этот разговор.

- Игорь Геннадьевич, - тихо начала она, - чисто гипотетически, если... Если подозрения не напрасны... Что мы можем предъявить нарушителю?

- В данном случае? - он поднял брови, - Практически ничего. Если, конечно, не получите чистосердечное признание. Тогда... Тогда все по полной программе: минимум - штраф и увольнение с занесением в личное дело, максимум - судебное разбирательство и возможный реальный срок.

- Нет, - помотала она головой, - мне просто надо знать, зачем. Сейчас именно этот вопрос самый актуальный, - Таня явно начинала нервничать и все никак не могла оторвать взгляд от стоп-кадров, где за все время беседы так ничего и не поменялось.

Коротков вздохнул. Он размышлял о чем-то и, сам того не замечая, непрерывно покачивался на своем стуле. В конце концов, он выпрямился и громко обратился в противоположный угол комнаты:

- Вася! Вась! - Василий быстро снял наушники и посмотрел в сторону начальства, - Ну, чего там? Есть?

Тот с лицом, полным бескрайней серьезности, сделал многозначительный кивок головой, означающий полностью утвердительный ответ.

- Пошли, - ничего не объясняя, Игорь Геннальевич вдруг поднялся со своего кресла и направился к выходу.

- Куда мы идем? - обеспокоено спросила Таня, семеня следом.

- В переговорку, - догадалась я, быстро догнав Короткова, я осторожно задала единственный вопрос, - Игорь, вы уверены?

Он обернулся и снова внимательно посмотрел на меня. В этот момент мы уже поднимались на этаж выше, где располагались комнаты для переговоров. Коротков на автомате достал магнитный ключ, в его владении был единственный открывавший любое помещение внутри компании.

- Я верю фактам, - сухо отозвался он.

Мы вошли в самый маленький зал, включили свет. Игорь Геннадьевич тут же подошел к телефону, стоявшему на овальном черном столе под огромным светящимся логотипом на белой стене, набрал номер. Я и Таня следили за его уверенными действиями и пока слабо представляли, что он задумал.

- Коротков. В двести двенадцатую зайдите. Немедленно, - сурово проговорил он и положил трубку.

Мы расселись за столом. Наш главный безопасник в черном деловом костюме с темно-синим галстуком занял место во главе, Васильева расположилась по левую руку, я - по правую. Ждать пришлось недолго. В переговорную осторожно постучали, и следом за этим дверь медленно открылась. На пороге стояла Юля. Бледная, как лист офисной бумаги, она переступила через порог и замерла.

- Проходите, - спокойно скомандовал Коротков, но от его голоса у меня самой задрожали коленки.

Она села в другом конце стола и пристально осмотрела присутствующих. В повисшей тишине чувствовалось нервное напряжение, словно воздух заполнится электрическими разрядами, кружащими над колючей проволокой.

- Сейчас у вас есть шанс рассказать все добровольно, - первым вступил в диалог Игорь Геннадьевич, - Итак, мы вас слушаем.

Юля обеспокоено пробежалась по нашим суровым лицам и попыталась выдавить из себя непринужденную улыбку.

- Простите, вы о чем? - выражая полное недоумение, спросила она.

- Вы прекрасно знаете о чем идет речь, - грозно заявил Коротков, он говорил одними только тонкими сухими губами, не шевелясь и не моргая.

- Н..нет, - тихо выдохнула девушка и вдруг посмотрела на меня, - В чем дело?

В эту секунду не выдержала Таня. Она достала злополучную флешку, которую держала в руках все это время, и молча швырнула ее по поверхности стола в сторону опешившей Юли.

- Вам знаком этот предмет? - все тем же тоном продолжал допрос начальник безопасности, - Отвечайте.

- Н..нет. Первый раз вижу...

Коротков встал. Он подошел к девушке, она интуитивно втянула голову в шею и схватилась за кончик своей косы, как за спасительную палочку.

- Юля, у вас все еще есть вариант разрешить данную ситуацию с минимальными для себя последствиями. Вы признаётесь в содеянном, подробно рассказываете, что и с какой целью замышляли, а мы, оценив уровень вашей честности, примем наиболее мягкий вариант развития дальнейших событий. Вы меня понимаете?

Она не отвечала. Приоткрыв рот от растерянности, она с ужасом в глазах хлопала ресницами, не в силах произнести ни слова.

- Юля, - стараясь сделать голос как можно мягче, вклинилась в разговор я, - нам уже все известно. В любом случае тебе придется отвечать. Лучше сознайся сама, и мы обсудим, как сделать так, чтобы дело не дошло до суда.

- До какого суда!? - вдруг взорвалась она, и из глаз самопроизвольно потекли слезы, - Во что ты опять меня хочешь впутать!? Что вам всем нужно!? - она закрыла лицо ладонями и, содрогаясь в остром истерическом приступе, рыдала на весь кабинет, пока три пары глаз терпеливо глядели в ее сторону, ожидая, когда же это все кончится.

Мне было жаль ее. Да, мне действительно было ее жаль. Я видела, как под тонкой розовой блузкой тряслись в отчаянии ее худые костлявые плечи, как опухает кожа на щеках, как белеют тонкие руки, беспомощно вертевшиеся в воздухе, будто отмахиваясь от незримых надоедливых мух. Но отчего-то я больше не чувствовала к ней ни толики того тепла, что жило во мне раньше. Только гадкая, унизительная жалость вперемешку с ядовитым отвращением к человеку, которого по злой иронии судьбы мне довелось называть любимым. И пусть эта любовь прошла за кулисами наших взаимоотношений, так и оставшись несокрушимой тайной для всех остальных людей, она была настоящей. По крайней мере для меня. И сейчас я поражалась сама себе, не находя в душе даже крошечного следа этого чувства. Передо мной, искажаясь в отчаянном припадке, бился и кричал совсем чужой человек.

Вечером, когда я выходила из офиса и уже направлялась к метро, меня нагнала Таня. Она явно хотела мне что-то сказать, но любая беседа для меня в тот момент была подобна пытке. Я постаралась пропустить мимо ушей ее отклик, но она в очередной раз проявила настойчивость.

- Саш, - выдохнула она сбившееся от бега дыхание, - слушай, я хочу с тобой поговорить.

- Сейчас? - удивилась я.

- Пойдем в какую-нибудь кафешку, выпьем кофе, - заметив недовольство в моем лице, она непринужденно улыбнулась и схватила меня под локоть, - Пойдем, я угощаю!

У МЕНЯ ЕСТЬ ТЫ - 43

Удивительно, но госпожа Васильева пребывала в самом непринужденном расположении духа, она мило улыбалась все время, пока мы искали подходящее место для вечерних посиделок. Чего совершенно нельзя было сказать обо мне. События этого дня плотно засели в голове и грызли непрекращающимся мыслительным процессом изнутри. Но почему-то мне не хотелось насиловать собственное лицо и искусственно поддерживать пластмассовую улыбку. Что ж, пусть уж любуется моей угрюмой физиономией, какая теперь разница? Все лучше, чем беспрестанно врать друг дружке, изображая легкость и веселье.

Мы вошли в темное помещение сплошь в коричнево-бордовых тонах. Народу было немного, наверное, потому что этот ресторанчик находился в неприметной подворотне чуть в отдалении от основного злачного пятачка возле метро. Мы нашли свободный столик, над которым на уровне глаз свисала с потолка круглая мозаичная люстра в стиле "Тиффани", и расположились на плотных кожаных креслах друг напротив друга. Таня раскрыла меню и искоса посмотрела в мою сторону, уверенная, что я не замечу ее хитрого взгляда.

- Что ты будешь? - невзначай поинтересовалась она.

- Мы вроде собирались пить кофе, - я спокойно изучала открытую страницу с чайными и кофейными напитками.

- Ну, да, собирались... Но, может, закажем что-нибудь покрепче?

- Например?

- Я бы выпила... - она замолчала, пробегая глазами по пунктам коктейльной карты, - Вот, Мохито.

К нам подошел официант и любезно осведомился, готовы ли мы сделать заказ, я кивнула.

- Два Мохито, пожалуйста.

- Ты даже не стала спорить? - Таня удивленно подняла брови.

- А в этом был смысл? - я отдала молодому человеку папку с меню и внимательно посмотрела на свою собеседницу, - Как я понимаю, тема предстоящего разговора не располагает к безалкогольному времяпрепровождению. Я права?

- Я просто хочу во всем еще раз разобраться и все детально обсудить, - кокетливая улыбка плавно сползала с таниного лица, открывая за собой напряженное беспокойство, - Ведь наверняка тебя тоже гнетет то, что сегодня произошло?

- Один вопрос, - я сосредоточенно откашлялась и продолжила, - ты действительно допускала, что во всей этой истории замешана я? - Таня молчала, - Ты мне ответишь?..

- Да.

- Что "да"?

- Да, допускала, - она была совершенно серьезна и смотрела мне прямо в глаза, - Я доверяю тебе, если ты об этом, но это не означает, что мое доверие слепо и непоколебимо.

- Очевидно, что данное высказывание касается далеко не всех, - я спокойно выдерживала этот взгляд, будто бы мы затеяли игру в "Гляделки", где я непременно должна была победить; я знала, Таня прекрасно понимает, к чему я клоню, но сделала вид, что мое едкое замечание совсем не тронуло ее.

- Я до сих пор до конца не верю в реальность произошедшего, - задумчиво проговорила она.

- Неужели? Для тебя в новинку, что иногда товарищи самым циничным образом подставляют друг друга ради порой сиюминутной выгоды? Брось! Ты сама только что призналась, что не исключала варианта моего предательства, и говорила об этом, как об абсолютно нормальном явлении. Хотя лично у меня было меньше всего причин идти на такие меры.

Серый взгляд мгновенно потускнел. Таня беспомощно озиралась в полумраке, стараясь найти новую точку зрительной опоры, лишь бы не смотреть сейчас на меня. Снова подошел официант и расставил перед нами коктейли. Осторожно вращая толстой черной соломинкой мелкие льдинки в высоком бокале, заполненном душистой мятой и лаймом, Васильева некоторое время размышляла.

- Хорошо, - вновь заговорила она, - расскажи мне, как ты это видишь. Изложи свою версию событий.

- Что ж... - я втянула в себя первый глоток Мохито, - Из того, что мы более-менее достоверно знаем на данный момент. Я не притрагивалась к флешке. Она валялась на моем столе сначала в стакане с канцелярией, и Юля вполне могла ее заметить. Затем я бросила ее в ящик с бумагами и благополучно забыла. Именно поэтому Юле пришлось неоднократно осматривать мой стол, пока она не догадалась залезть в тот самый ящик. По ее словам, Гуревич очень настойчиво просил "вернуть" ему эту флешку, и на этом ее вина вроде бы как исчерпана.

- Ты считаешь, что было как-то иначе? - Таня самозабвенно поглощала свой коктейль, ни разу не посмотрев в мою сторону.

- Давай рассуждать логически. Конечно, Юля не семи пядей во лбу, но и не идиотка. Какой-то левый человек просит ее фактически стащить якобы принадлежащий ему предмет у третьего лица. Как минимум, она могла спросить меня, но не спросила. Почему?

- Испугалась...

- Допустим. Но испугалась она не меня.

Таня тяжело вздохнула, переваривая поступающую информацию.

- Как, по-твоему, все было? - тихо спросила она.

- Очень просто. Восстановим события по порядку. Итак, меньше полугода назад Максим попадает в нашу компанию. За полтора месяца он делает глобальный скачок по карьерной лестнице. Он хорошо осведомлен о проекте Звягина, который Алексей выделил особняком и сначала доверил вести тебе. Все было нормально ровно до того момента, пока проект не поделили на московский и региональный сектора. Гуревич скорее всего не обрадовался. Он всецело заправляет региональным рынком за одним лишь исключением: основной проект, куда вброшена львиная доля бюджета, находится под моей протекцией. Я ему, как кость в горле. У нас раздельное финансирование, он никак не влияет на распределение денежных средств. Только через меня, а со мной он контакт так и не наладил. Совершенно логично, что если по какой-то причине меня не станет, он сможет найти способ, тесно общаясь со Звягиным, хотя бы временно встать на мое место. А там, где временное, там недалеко до постоянного. Далее. Максим был свидетелем сразу двух фактов: у меня есть уникальная флешка, которую ты отдала мне при нем, плюс мои неоднозначные отношения с Алексеем, которые со временем еще больше усугубились. Оставалось найти свою "шестерку". Знаешь ли, слухами земля полнится, и уже очень скоро он узнал, что в нашем отделе есть небольшой разлад, и один из сотрудников вскоре может лишиться своего места. Нужна была всего-то небольшая приманка, и, не долго думая, Гуревич обещает Юле сохранить ее работу. Все. Дело сделано. Это была очень простая, почти бесхитростная схема. Максим не подставляется, при любом раскладе он будет все отрицать, а Юле просто не поверят, если она вдруг проговорится. Меня выгонят под шумок, долго не разбираясь, и горизонт будет чист. Единственное, в чем он просчитался, так это в том, что Алексей не полез сам в эту авантюру, а зачем-то послал расхлебывать тебя. Этого я не могу объяснить...

- А я могу, - немного успокоившись, Таня, наконец, выпрямилась и посмотрела на меня, - Звягин никому не доверяет. Возможно, его насторожило то, что информацию слили именно в ту конкурирующую организацию, где у него есть свой человек. Очень невелика вероятность такого совпадения. Это было похоже не на подставу, а скорее на такую хитроумную посылку, которая в итоге точно попадет к нему в руки. Мол, смотри, среди твоих товарищей есть крот. При всем при этом в скаченной базе были пробелы, самые важные для конкурентов данные, например, международные транши и таможенные отчетности, отсутствовали. Как будто человек, копировавший информацию, специально не хотел сильно навредить своей компании. Все это вызвало подозрения, и Алексей поручил мне во всем разобраться, понимаешь?

Наступила пауза. Я чувствовала, как меня начинает подташнивать от всей этой суеты, где нормальные представления о людях и нравах таяли, словно крошечные льдинки в бокале Мохито. Все сходилось и обретало логическую завершенность. Юля, ненавидящая меня, Таню, всех вокруг, включая саму себя, осознанно пошла на маленькую подлость, чтобы не потерять свое место под солнцем, а заодно и отомстить своей обидчице в моем лице. Звягин, не ценящий и не подпускающий к себе никого в мире, в очередной раз холодно и расчетливо наводил порядок в своих владениях. Вполне вероятно, он не исключал из списка подозреваемых и Васильеву, но у нее были на руках свои козыри, менее изощренные, зато более эффективные, а потому ему пришлось довериться хоть кому-то. Ну, и, конечно, Гуревич. Маленький серый кардинальчик, оступившийся в своей жадности, но до сих пор пребывающий в относительной безопасности. Как же все это было омерзительно, низко, гадко...

- Саш, - я очнулась от случившегося забытья, потревоженная легким прикосновением пальцев о мою ладонь; Таня вытянула руку через стол и застыла, ласково заглядывая в мои глаза, - Прости меня...

- За что? - мне хотелось отодвинуться подальше, но я, как загипнотизированная, пристально смотрела в ее лицо, освещенное теплым сиянием висящей между нами лампы.

- За то, что сомневалась. Ведь я подумала... Подумала, что ты таким образом мстишь мне и... Леше за тот вечер, ночь... Наверное, я была чересчур резка?.. Я не должна была так жестко...

- Ты ничего мне не должна, - я все-таки убрала свою руку подальше, - Мне бы даже в голову не пришло устраивать вендетту из-за таких пустяков.

- Вендетту... - задумчиво повторила Таня и снова попыталась приблизиться, - Послушай, - она закрыла глаза, сосредотачиваясь, - то, что случилось между нами...

- Я не хочу это обсуждать.

- Саш, послушай, - она настойчиво схватилась за мой локоть, требуя не уходить от разговора, - Возможно, я была в чем-то неправа. Просто та ночь... Пойми, я растерялась. Я не знала, как надо отреагировать, как объяснить... Тебе, себе... Это как-то... Неправильно.

- Неправильно, - я усмехнулась сама себе, тщательно проворачивая на языке это липкое слово, которое почему-то оскорбляло сильнее любого другого определения, - А что есть правильно? Разве не ты говорила когда-то о сломе стереотипов? О том, что внутренние искренние порывы важнее норм? Не ты ли говорила о выходе из системы привычного ради личной свободы, которая может даже подвергнуться осуждению извне? Так о какой нормальности ты говоришь сейчас? Ты делала то, чего хотело твое подсознание. Или я ошибаюсь?

Она смотрела испуганно, растерянно, исподлобья. Внутри серых внимательных кружков метались черные дрожащие точки. Я видела, как она старательно скрывает раздирающие ее эмоции, и от напряжения блестят в слезной кромке нижние ресницы.

- Мы говорим о разных вещах, - еле слышно ответила Таня, - Ведь мы просто можем нормально общаться дальше, я хочу, чтобы мы свободно доверили друг другу не только, как коллеги, но и как люди...

- Для чего? - я скрестила руки на груди и откинулась на спинку дивана, так было проще сохранить хотя бы видимую строгость и холодность.

- Для того, что... - неуверенно бормотали подрагивающие губы, - что мне не все равно. Мне... Не нравится твоя отстраненность. Это... неприятно.

- То есть, по твоей логике, я должна делать тебе исключительно приятно?

- Да нет же! Нет! - она внезапно вспыхнула и вся покраснела от возмущения, - Ты все перевираешь! Я объясняю, что я... переживаю. Я... Ты не просто кто-то там мне... Мне важно...

- Вот как? - это становилось до вульгарности смешно; сначала подозрения в профессиональном предательстве, затем все эти пошлые разборки, а теперь вдруг откровения, что якобы ей не все равно, - Ну, в таком случае... - я основательно собралась с мыслями, - Скажи мне, в каком качестве ты хочешь видеть меня?

Немного помолчав, Таня шепнула скорее не голосом, а одними связками:

- Другом.

На этом для меня беседа была окончательно завершена. Я подозвала официанта, быстро бросила пару купюр в книжечку со счетом и засобиралась домой. Таня замерла с единственным недопитым бокалом, не произнося ни слова, она просто наблюдала за тем, как я покидаю ресторан. В тот вечер я приняла одно очень важное для себя решение, и никто в мире больше не мог меня переубедить.

У МЕНЯ ЕСТЬ ТЫ - 44

Осень в этом году выдалась дождливая. В темном небе снова сгустились тучи, и холодные капли посыпались вниз мелким бисером, скользя по лицу, проникая за ворот пальто, оставляя мокрые пятна на поверхности джинсов. Я неторопливо возвращалась в свою одинокую квартиру, где, как и прежде, меня ждало единственное существо, которому я была на самом деле необходима. По дороге я зашла в магазин, купила бутылку виски, и, предвкушая отшельнический вечер начинающего алкоголика, направилась к подъезду. На первом этаже в очередной раз местное хулиганье скрутило лампочку. В темноте пахло сыростью и табаком. Превозмогая отвращение, я полезла в почтовый ящик, выгребла несколько бесплатных газет с объявлениями, которые никогда меня не интересовали, ворох рекламных листовок и, тщательно перебрав их, обнаружила почтовый квиток. Я непроизвольно улыбнулась, прочтя в строчке отправителя итальянский адрес. Я поднялась в квартиру, разделась, налила полстакана виски, на автомате щелкнула кнопку включения на пульте от телевизора. Расположившись на полу возле дивана, я неспешно потягивала ароматный скотч и гладила мурчащую рыжую мордашку. Соломон был единственным, кто мог наблюдать эпизодические приступы моей депрессии. Он не осуждал и не учил жизни, не глядел косо, не делал замечаний, а так же не рассыпался разочарованными ахами и вздохами. Ему вполне хватало того, что я просто у него есть, я с ним, рядом и ни за что не променяю его на другого кота, помоложе, попушистее или попородистее.

С людьми все сложнее. Чувство глобальной неудовлетворенности является не только двигателем мирового прогресса, но и так же причиной всеобщей печали. Стоит только заглянуть в эти вездесущие обременные жизнью и проблемами глаза. Для многих мученичество это нормальное состояние, смакуемое и возвышаемое над недостойной радостью и довольством. И в то же время путь каждого человека состоит из непрестанного поиска счастья. Счастья. Неуловимого, эфемерного, не поддающегося определениям. А я всегда лишь диву давалась, глядя на бесконечные корчи охотников за этим самым счастьем. Однажды я где-то прочла, что счастье - это выбор. Он доброволен и по большей части не зависит от окружающих обстоятельств. Я легко согласилась с этим определением. Если бы меня два года назад спросили, счастлива ли я с Мариной, я, не задумываясь, ответила бы твердое "да", и в голову бы даже не пришло, что для нее все иначе. Она чахла и угасала рядом со мной, теряя краски мира и смысл существования. Я слишком поздно осознала это. И даже не знаю, лучше ли поздно, чем никогда...

А когда в мою жизнь легким морским бризом ворвалась моя пламенная Маша, когда звезды над головой засияли будто тысячи солнц, когда беспечной русской тройкой, залихватски звенящей бубенцами, в мою растоптанную душу влетел праздник, я решила, что вот теперь я смогу стать другой. Милой, доброй, внимательной, бесконечно приветливой, до одурения романтичной. Я из кожи вон лезла, окружая ее заботой, лаской и всячески давая понять свое искреннее расположение. Порыв этот просуществовал очень недолго. Он разбился в дребезги о ее жалобы и упреки в том, что я чересчур навязчива, буквально не даю ей дышать, из-за чего ее стали преследовать проблемы на работе, дома, с друзьями. "Тебя слишком много", - констатировала она. Да, наверное, я перегнулась палку и сама же об нее спотыкнулась. Мой вдохновенный порыв истончился, а в итоге попросту пропал, будто и не было его. Даже заключительный аккорд наших взаимоотношений не ранил настолько сильно, чтобы убить во мне робкую надежду на новый поворот, который непременно приведет к счастью...

Нет, я никогда не верила, что Юля будет моей. Слишком смело, слишком очевидны диспропорции в наших взглядах. И все же тот мимолетный месяц, казавшийся теперь нелепым сном из прошлой жизни, был для меня чем-то особенным. Не смотря ни на что, не смотря на нынешнюю пустоту в том отделе сердца, где раньше теплилось такое маленькое, но совершенно настоящее чувство к Юле, я была просто благодарна за то, что нам довелось недолго, но побыть вместе. Ее незабываемые омлеты и облепиховый чай, совместные просмотры кино и разговоры ни о чем на кухне, пока сытый и довольный Соломон тихонько умывается на подоконнике. Все это, далекое и необъяснимое в своей простоте, навевало легкую ностальгическую грусть, наравне с тем ощущением маленького счастья, что мне довелось пережить.

Вместе с тем меня неустанно гложило чувство глобальной несправедливости по отношению к Насте. С самого начала вспыхнувшая между нами страсть, ослепляла и рисовала неправдоподобный вектор возможного будущего с человеком, который всегда был мне бесконечно чужим. Быть может, мы просто повстречались не в то время, не в тех обстоятельствах, не на том жизненном отрезке, но я ощущала свою вину. Да, именно вину. Хоть я не обманывала, не предавала, ничего не обещала, моя вина состояла о том, что мне не хватило смелости быть до конца откровенной, ведь я все видела, все понимала, но не содрала вовремя стоп-кран, уповая на извечный авось, который так часто губит очень многих людей. И все же параллельно я оправдывала себя. Увы, мир соткан так, что невозможно держать ответственность за все окружающее пространство, тем более за взрослых самостоятельных людей. Счастье - это выбор. Все в жизни в той или иной степени выбор, даже если выбирать приходится выбирать из двух зол. Ступая на тропинку личного выбора, всегда есть вероятность ошибиться. Настя ошиблась. И я тоже...

Причем я ошиблась так много раз, что мне в пору начинать писать учебник по самым идиотским ошибкам "Как западать не на тех людей и вечно чувствовать себя кретином. Краткий курс." Смешно до боли в груди, до истерических слез. Смешно настолько, что и не смешно уже вовсе. Природа создавала меня с двумя глазами, двумя ушами и одним усохшим мозгом очевидно для того, чтобы два года беспомощно глотать слюни, наблюдая рядом с собой госпожу Васильеву, зачем-то попытаться влезть в ее и без меня замечательную жизнь и в конце концов воткнуться лбом в стену, которую видно за километр. Дура, дура, дура!!! Я дура. Наивная глупая дура. Откуда вообще свалился этот бред, что после одноразового удовлетворения естественных сексуальных потребностей, она ни с того, ни с сего рухнет ко мне на шею в неистовом желании прожить вместе долго и счастливо? О, нет, так бывает только в слезливых мелодрамах, где герои кидают свою нормальную стабильную жизнь ради пылкого чувства к объекту обожания. Да и кто сказал, что в нашей мутной истории с Таней, полной недоговоренностей и пробелов, было хоть какое-то чувство с ее стороны? Да, флирт. Да, милые скользкие игры. Да, влечение. Но чувства... Неясные намеки, ощущения, что-то очень эфемерное и неосязаемое, что обычно называют флюидами... И те сны, где я испытывала самый чудовищный ужас, разглядывая застывшее во льду танино лицо с распахнутыми мертвыми глазами... Я пошла бы за ней на край света. Я отдала бы ей все. Я бы присягнула Черту и Богу. Если бы только существовал хоть один, крохотный шанс, что она останется со мной... Кажется, с большей вероятностью я могу стать успешным автором никому ненужного учебника, чем избранником Тани.

Мои мысли оборвались с последним глотком виски. Я поднялась с пола и побрела на кухню за новой порцией. В голове приятно шумело, растворяя глухую боль, заполнявшую собой все внутри. Чуть легче смиряться со своей никчемной жизнью, если в холодильнике тебя дожидается почти целая бутылка ирландского пойла. Пока нетвердой рукой, я наполняла стеклянный бокал, мое внимание привлек оставленный на столе телефон. Я взяла его с целью написать какое-нибудь доброе сообщение родителям и тут же обнаружила пять непринятых звонков. На часах светилась зловещая полночь, я сглотнула, открыла историю вызовов и, не раздумывая, немедленно перезвонила.

- Привет, - осторожно начала я, ощущая, как голос мой предательски дрожит, - Что-то случилось?

- Саш... Прости, что так поздно... Я просто не знала, с кем еще могу поговорить... Прости, пожалуйста...

На том конце трубки слышались сдавленные всхлипывания, и сердце мое сжалось от самых жестоких опасений.

- Все в порядке, Марин, - как можно спокойнее ответила я, - Я не спала еще. Оставила телефон в другой комнате, поэтому не сразу увидела твои звонки. Что произошло? С Женькой поссорились?..

- Нет, - тихо простонала Марина, утирая опухший нос, - не поссорились... Мне позвонила Катя. Ну, помнишь, Катя? Мы летом на дне рождении у нее были?.. Ты еще... с Машей... там была...

- Помню, конечно, помню. Какая-то ваша с Машей общая знакомая...

- Коллега... - обреченно выдохнула моя собеседница, - В общем... В общем... - она снова зашлась слезами, не силах выдавить ни слова, с минуту я слышала, как Марина пытается прийти в себя и снова заговорить, - Она сказала, что виделась с Машей и как-то напились... В общем... Маша... По секрету призналась... Саша, это ужасно!!! - закричала она, - Они переспали!!! Твоя эта Маша и моя Женя!!! Это ужасно... Ужасно...

- Марина, - я силилась выровнять голос, но он все равно продолжал дрожать, а сердце разрывалось от каждого доносящегося до меня звука, - Мариночка, послушай...

- Это ужасно... Ужасно...

- Марина, пожалуйста, послушай... То, что сказала Катя может быть и неправдой...

- Да зачем ей врать!? - выпалила она, задыхаясь и теряя контроль, я расслышала какой-то звук, будто бы она упала на пол.

- Я не знаю, зачем. В любом случае ты должна поговорить с Женей, все выяснить. Ты же знаешь, она любит тебя...

- Саш, а... А ты одна сейчас?.. - вдруг спросила Марина.

- Одна...

- Можно я приеду?.. Пожалуйста... Женя сейчас вернется с дежурства, я не хочу ее видеть. Пожалуйста... Можно?..

Душа моя опустилась под самые пятки и боязливо поглядывала в направлении стучащего мозга. Я медлила с ответом. Я хотела ее видеть, хотела помочь, утешить...

- Пожалуйста...

- Мариночка, - я свернула волю в кулак, - сейчас тебе надо поговорить с Женей, это очень важно. Вам двоим надо разобраться, понимаешь?

- Ты не одна?.. Прости...

- Да нет же. Мои двери для тебя всегда открыты, но... Пожалуйста, послушай меня, хорошо? Выслушай один раз. Что бы ни случилось, что бы ни произошло, что бы ни ответила тебе Женя, прошу тебя, не принимай поспешных выводов. Не руби с плеча и бросайся решениями. Еще ничего неизвестно и не понятно. И... В любом случае знай, что у тебя есть я. А я верю в то, что Женя бы многое отдала ради того, чтобы не потерять тебя.

Она молчала, понемногу успокаиваясь.

- Откуда ты это знаешь? - спросила Марина.

- Откуда знаю?.. - я перевела дыхание, - Ниоткуда. Просто вижу, что так есть.

- Кажется, идет... Спокойной ночи и... Спасибо, - она в последний раз шмыгнула носом и положила трубку.

- Спокойной ночи.. - пробормотала я в мокрое окно, взяла свой налитый виски и отправилась обратно в комнату.

У МЕНЯ ЕСТЬ ТЫ - 45

Раскрыв на экране рабочего компьютера список корпоративных шаблонов, я методично выводила на листе бумаге заветные слова. "Генеральному директору... От... Дата... Подпись..."

- Это... что?..

Я обернулась и обнаружила позади себя незаметно материализовавшуюся Таню. Оперативно скрыв подальше от ее глаз мозолившее зрение окошко, я перевернула листок и голосом, полным сосредоточенного спокойствия, произнесла:

- И тебе доброго дня, - я улыбнулась, но ответная улыбка так и не последовала, - Видишь ли, я приняла решение...

- Ты спятила?.. - на полном серьезе выпалила Таня, - Шутишь, да?

- Никак нет, - все так же улыбалась я.

- А ну, пойдем ко мне, - Васильева безапелляционно развернулась на сто восемьдесят градусов и стремительно покинула мой оупенспейс.

Идти за ней не хотелось, я предчувствовала, чем это может мне грозить, и все же поднялась с места и лениво поплелась в ее кабинет. Как только я переступила порог, Таня немедленно бросилась к двери и закрыла за мной дверь на замок, встала прямо передо мной и скрестила руки на груди. Она тяжело дышала и нервно поглядывала на бумажку в моих руках. Выдержав паузу свирепым осуждающим взглядом, она одним махом выхватила ее и, остервенело вертя в воздухе рукописным документом, сбивчиво проговорила:

- Да какого хрена, Саш!? Ты мне можешь вообще объяснить!?

- Спокойно, - ответила я и шагнула по направлению к стулу, чтобы сесть, но Таня молниеносно преградила мне дорогу.

- Нет, я требую ответа. Что это!? - она снова потрясла перед моим носом все той же злополучной бумажкой.

- Во-первых, - рассуждала я, - в мои обязанности не входит полная отчетность перед тобой...

- Что?..

- Во-вторых, повторюсь, я приняла решение покинуть ряды нашего славного коллектива.

- И когда же, по-твоему, я должна была об этом узнать, а? Ты собиралась просто поставить меня перед фактом? - серые глаза потерянно блуждали по моему лицу, и их тревога невольно заставляла нервничать меня, хотя намерение мое было твердым и абсолютно непоколебимым.

Стараясь сохранить самообладание, я осторожно обошла застывшую с поднятой рукой девушку и все-таки села на кресло, закинув нога на ногу. Таня недоумевающе следила за моими действиями, явно возмущенная подобной наглостью. Я откинулась на спинку и пояснила ровным тоном:

- Понимаю, ты немного ошарашена и наверняка думаешь, что данная мысль посетила меня в остром эмоциональном порыве, но, поверь, это не так. Решение это взвешенное, обоснованное и необратимое.

Растерянность в глазах напротив сменилась почти нескрываемой ненавистью. Некоторое время помолчав, Таня вдруг вцепилась в листок обеими руками и стала яростно крошить его на мелкие кусочки, а после зашвырнула рваные бумажки мне в лицо. Я невозмутимо стряхнула их с себя и строго посмотрела на Васильеву, пышущую гневом.

- Я правильно понимаю, что больше объяснений не требуется, и я могу спокойно написать новый экземпляр? - хладнокровно проговорила я.

- Ты не имеешь права! - в сердцах воскликнула Таня, и на глаза ее навернулись слезы, - Ты просто не имеешь права, слышишь!? Ты... Ты... Ты обещала!!!

- Прости, что я обещала?

- Что будешь со мной! Что не предашь! Что я могу на тебя рассчитывать! Я тебе верила!!!

Сцена переставала носить официальный характер, что в стенах офиса было крайне щекотливо, нас могли услышать, но, кажется, ей было уже плевать. Не снижая громкости, Таня все кричала на меня сверху вниз, вплотную приблизившись ко мне. Ее пальцы, минуту назад в исступлении раздиравшие ни в чем не повинную бумажку, тряслись словно хрупкие травинки под потоком беспощадного ветра, и непередаваемой горечью в моей душе оседали катящиеся по ее лицу прозрачные капли.

- За что ты так со мной!? За что!? Я все, что могла, для тебя сделала! Все! Ты думаешь, я о себе пеклась!? О себе!? Да прорвались оно к чертовой матери все эти выбивания, старания, эти долбанные нервы!!! Что тебе еще от меня нужно, а!? Что!?

- Тань... - я все же встала и попробовала хоть как-то успокоить девушку, - притормози, пожалуйста... - очень аккуратно, почти незаметно я обняла ее за напряженных плечи.

- Не трогай меня! - она резко дернулась и грубо отпихнула от себя, - Ты эгоистка! Ты думаешь только о себе! Тебе вообще начихать, что я чувствую, что я испытываю!!!

- Это не конструктивный разговор, - я прикрыла глаза в отчаянной попытке оставить рвущиеся наружу эмоции.

В ту секунду, раздробившую жизнь на "до" и "после", я впервые в жизни ощутила, как где-то слева от центра груди меж ребер пронзительно кольнуло, на сотую мгновения блокируя все жизненно важные процессы. Свет в глазах моментально померк, затуманив тьмой разум и больше не давай возможности обороняться. Я пошатнулась.

- Ты не имеешь права! - брызжа скопившейся слюной, заорала Таня, - Ты не имеешь права, слышишь!?

В самый последний миг я успела перехватить ее руку, летящую аккурат мне в лицо, и, не помня себя, со всей силой впечатала слабое тело в стену. Девушка взвизгнула от боли и даже попробовала вырваться, но я плотно держала ее за шею, навалившись на нее всем телом.

- Не смей на меня повышать голос, - я сама бы не узнала сейчас свой собственный голос, низко звучащий, как из преисподней, сквозь стиснутые зубы.

Я почувствовала, как постепенно обмякает сжатая в кулак рука, а в залитых соленой водой глазах вместо ярости проступает совсем другое чувство, значение которого сложно было сейчас разобрать.

- Я не смогу без тебя... - шепнула Таня, она увела взгляд в сторону, - Не смогу...

Я осклабила хватку, и она осторожно отошла обратно к стулу, обессиленно села на край и закрыла лицо руками, тяжело дыша в намокающие ладони.

- Сможешь, - наконец, ответила я, косясь на сгорбившийся рядом силуэт, мне было настолько больно смотреть в ту сторону, что лучше б уж зрение никогда не возвращалась ко мне, - Все ты сможешь. Я действительно все уже решила. Знаешь, иногда, чтобы что-то построить, нужно что-то разрушить. Иногда до основания. Ты была права, нельзя сделать счастливыми всех, не получится быть для всех хорошей. Всякий раз возникают ситуации, в которых необходимо наступить кому-то на горло, но меньше всего мне бы хотелось наступить на горло себе. А я только этим и занималась. И сейчас я чувствую, что настал момент все изменить. Пойми, все это - не мое. Этот офис, эти люди, этот город, в конце концов.

- И что ты намереваешься делать? - не поднимая головы, тихо спросила Таня.

Я пожала плечами.

- Жить... Но для начала надо выйти из системы.

Она вдруг открыла глаза и пристально взглянула на меня.

- Таня, ты иногда говоришь очень правильные слова, которым почему-то сама не веришь. Ты настолько убедительно врешь сама себе, что любо дорого слушать. Но есть вещи, которыми не стоит играться, понимаешь? Нельзя спекулировать доверием, совестью, верой, любовью, потому что понятия, созданные служить эталонами высших бесценных структур, превращаются в разменные монеты, которые все друг другу продают и многократно перепродают за гроши, - я осторожно присела на корточки у ее коленей и взяла за запястья все еще подрагивающие руки, - Ты спутала личное с профессиональным, духовное с земным.

- Это неправда, - глухо проговорила она, - Я просто... Просто... Должна знать наверняка...

- Наверняка?.. - я по-доброму усмехнулась и убрала в опухшего личика выбившуюся белую прядку волос, - Ты наверняка знала, что тебя ждет в Москве, когда ехала сюда за большим и чистым чувством?

Она слабо качнула головой и отвернулась.

- Я пожалею о том, что сейчас скажу, но, наверное, это ты имеешь право знать, - я сделала глубокий вдох и продолжила, - Есть вещи в этом мире, которые очень непросто объяснить, откуда они берутся и куда деваются. Решение, которое я приняла, имеет много оснований и причин. Конечно, это и негласная война со Звягиным, и аферы Максима, который, конечно, не первый и не последний здесь. Но в первую очередь я ухожу из-за тебя, - Таня вздрогнула, и пухлые розовые губы ее приоткрылись с замершим на них вопросом, - Как раз это я не могу дословно объяснить. Дело не в той... ночи, и не в твоих словах, и даже не в этом скандале, который случился только что... Просто... Я... Считаю, что будет гораздо гуманнее для нас обеих находиться на максимально возможном расстоянии.

Сглотнув вязкую слюну, скопившуюся вокруг языка, я снова сосредоточенно выдохнула и поднялась на ноги.

- Да, кстати, - я порылась в кармане и достала оттуда маленький пластиковый магнитик, который сегодня утром забрала с почты, - вот, я же обещала. Из самого Милана.

Я протянула сувенир, и Таня, рассеяно моргая, приняла его. Уже щелкнув замком на двери, меня вдруг остановил едва различимый заикающийся голос:

- А ты... не хочешь... не хочешь узнать, что по этому поводу думаю... я?..

С минуту рассудив, что же мне ответить, я просто отрицательно покачала головой и вышла прочь.

У МЕНЯ ЕСТЬ ТЫ - 46

ЭПИЛОГ (Часть 1)

Я проснулась о резкого сигнала, сработавшего на брелке сигнализации. Еще толком не проснувшись, я подскочила с кровати и кинулась к окну. Некоторое время проковырявшись со старыми советскими стеклопакетами из деформирующейся древесины, я распахнула створку и крикнула шайке местных мальчишек:

- А ну, кыш от тачки, шпана!

Детвора тут же понеслась в рассыпную, кто куда, а я отключила пищащую сигнализацию, закрыла окно, зевнула и огляделась по сторонам. В доме было тихо. Кажется, кроме Соломона и меня здесь не осталось ниодной живой души, да и то: усатая мордаха мирно почивал в изголовье моей кровати, и даже это маленькое происшествие не потревожило сладкий сон моего рыжего зверя. Я снова выглянула на улицу, а там - красота! В общем-то ничего особенного: все тот же хорошо знакомый с детства двор с поломанными и ремонтируемыми в пятисотый раз качелями, пустующие скамейки, парковка, облепленная оставленными автомобилями, но все это в волшебном, белоснежном блеске пушистых, парящих в воздухе снежинок. Они искрились непередаваемым рождественским свечением, словно тысячи звезд с ночного небосклона осыпались сегодня вниз, чтобы разнести по родной земле благую весть о рождении кого-то значимого и почитаемого во многих уголках земного шара. Снег начался сегодня ночью, когда я возвращалась из Бреста, перегоняя по хорошо знакомому для многих маршруту из Германии через Польшу четырехгодовалого Ауди "Q7". Я пока пока не решила, перепродам ли своего антрацитового красавца или же оставлю себе в качестве новогоднего подарка, но сейчас он мирно стоял под окном, привлекая любопытные взгляды местных сорванцов и сердобольных старушек и радуя мой глаз.

Сделка была на редкость удачная. Три дня назад позвонил Марк и сообщил, что его дрезденский приятель в срочном порядке хочет отдать за чисто символическую сумму свое шикарное авто, которое отныне кажется ему недостаточно шикарным. Долго не раздумывая, я привычным за последние два месяца маршрутом укатила на перекладных в Германию. Все-таки славно иметь мужа с немецким гражданством. Мы ведь так и не развелись. Марк взялся, наконец, за ум, порвал свою пагубную связь с саратовским аферистом и уже отыскал симпатичного финна, с которым закрутил крышесностный роман в интернете. Правда, чует мое сердце, этот индивид вскоре тоже потребует расторжения любых официальных договоренностей. Но, пока этого не случилось, наша дружба с Марком обрела совсем новое качество. Он помогал мне находить интересные предложения по продаже автомобилей, под заказ или на реализацию, а я моталась через три страны, покупая в одной точке, продавая в другой... Лучше не углубляться в тонкости этого не вполне законного бизнеса, однако он приносил вполне ощутимый доход и был для меня чем-то вроде развлечения. Вроде бы речь всегда шла о серьезных суммах, вроде бы люди порой попадались не самые приятные, и всегда был шанс угодить в какую-то передрягу, но мне нужна была перезагрузка. Отдых от офисной рутины и скукоты с ее интригами, мелкими пакостями и вечными сплетнями.

Осторожно запахнув тонкие белые занавески в синтетических кружевных цветах, я неторопливо побрела в кухню. Старый холодильник, который был старше меня лет так на пять, как и прежде, разговаривал сам с собой, то бухтя какие-то недовольные реплики, то вдруг настороженно замолкая и делая вид, что он вполне себе тихий, мирный холодильник. Мое внимание сразу привлекла оставленная на подоконнике пепельница с горкой высохших за ночь бычков. Это папа так всегда волнуется, не спит до утра, дожидаясь родное чадо в отчий дом. Он у меня ужасно сдержанный, немного замкнутый, вечно в своих мыслях и никому ни на грамм не показывающий свои чувства. Я в него такая. Даже мама говорила, что я в отца. Никому ничего не скажу, сама все придумаю и решу за всех. Она - полная противоположность папе. Ни секунды без разговоров, всегда все надо обсудить, узнать, перемолоть и перетереть по несколько кругов подряд, а в заключение еще раз все досконально проговорить, чтоб уж наверняка. Она тоже все время ругается на отца за его многолетнее пристрастие к сигаретам, но он упрям и неподвижен, как польский сервант в их спальне, под завязку забитый чешским дефицитным хрусталем, слой пыли на котором уже толще самого хрусталя.

Я выбросила бычки в мусорное ведро, закрыла сквозящую форточку, заглянула в холодильник в поисках какого-нибудь вкусного завтрака. В белой фаянсовой плошке с золотой каемочкой, поистершейся от времени и заботливо накрытой блюдечком в розовых цветах, лежали два вареных яйца и большая домашняя котлета. Сверху на блюдце я обнаружила записку на тетрадном листе бумаги: "Ушли с мамой за елкой. Поешь и снова ложись спать. Вечером придут гости..." Я улыбнулась, прочтя это простое, но такое трогательное послание и приписку к нему мелким шрифтом, перечитала снова. Есть что-то бесконечное милое и какое-то магическое в этих кратких домашних посланиях. Не мертвый текст на экране смартфона с желтыми, всегда одинаковыми смайлами, не телефонные звонки с вечно мешающими радио-помехами, а вот такое простенькое ласковое письмецо, написанное знакомой рукой второпях перед самым выходом на рынок.

Прихватив свой скромный завтрак, я уселась на подоконнике и, методично очищая яйца от скорлупы, глядела на дорогу сквозь морозное стекло. За ним виднелась улица Хоружай, ведущая от моего дома к знаменитой Комаровке, где под крышами торговых павильонов уже простиралось мандариновое царство, вперемешку с хурмой, подмерзшими помидорами и экзотическими ананасами, а на площади рядом с фонтаном под новый год всегда разбивают елочный базар. Мои домочадцы, как пить дать, там. Наверняка ажиотаж стоит невероятный, цены на зеленых красавиц взлетели втрое, ведь завтра Рождество. Но минчане народ принципиальный: из кожи вон вылези, а елку добудь. Раньше мне была совершенно непонятна эта традиция. Я находила ее глупой, расточительной и гуманистически неоправданной. Так или иначе, все изменилось с моим возвращением в Беларусь. Отчего-то именно сегодня мне катастрофически хотелось самой забраться в пыльный чулан, поставить себе пару заноз о старый дверной косяк, но все-таки выковырять те самые расписные игрушки, которые мы с двоюродным братом развешивали на рождественское дерево будучи детьми. Многие из тех игрушек побились или потеряли свои металлические петельки, за которые к ним крепилась веревочка, а брат ныне женат и раздобрел, как колхозный боров. Однако этим вечером он тоже придет на званый ужин, и почему-то я буду очень рада его видеть.

Пока я пережевывала холодную котлету с застывшим на ней слоем свиного жира, из комнаты вдруг донеся слабый жужжащий звук. Я вернулась к кровати, достала закопанный под подушкой мобильный телефон и стала читать пришедшее сообщение: "DARAGAYA SASHA! YA hachu pazravlyat tebya i tvoi semya Merry Christmas! YA hachu zelat monoga chastya tvoi dom, mnoga dar Jesus. Zvezda osvechat tvoi doroga lubov, svet i radost! Tvoi italiano friends Alberto e Sophie." По истине, какой-то волшебный сегодня день. Абсолютно банальные и бытовые вещи внезапно наполнились новым, удивительным смыслом. Я, как блаженная улыбалась в экран, набирая ответное послание: "Дорогие Альберто и Софи! Большое спасибо за ваши теплые слова! Я обязательно передам их моей семье. Я тоже желаю вам хорошего Рождества! Надеюсь, вскоре мы с вами увидимся! Целую, Саша." Сообщение улетело в далекий Милан. Еще какое-то время поразмыслив, я открыла другое сообщение, очевидно оставшееся не прочтенным с ночи.

"Здарова, подруга! Как дела!? Ну че как там Минск? Еще не лопнула от картохи??? (В этом месте стояли несколько истерично смеющихся смайла) Кароч как будет возможность ты это скинь када ты там прилетаешь, мне тож чтоб подстроиться. От Маринки вам там привет!" Ох, уж эта Женька... Меня всегда страшно раздражала ее манера подачи информации. И как только Марина ее терпит? Ума не приложу... Особенно после всего, что случилось три месяца назад. Естественно, тогда шла речь о тотальном расставании и сжигании всех возможных мостов. Та еще была драма... Я то одну успокаивала, то другую. Марина кричала, что больше с этой потасканной половой тряпкой не хочет иметь никаких общих дел, но постепенно и аккуратно к ней все же пришло прощение. Не знаю точно, что повлияло: то ли бесконечные мольбы о пощаде со стороны Жени, то ли мое методичное и рассудительное изложение мыслей, то ли ее собственные чувства к девушке, которую на самом деле она очень сильно любила. Я не оправдывала Женьку, но и не винила ее. Она шальная, безумная, где-то простоватая и даже примитивная, но все же она добрый человек, который просто однажды не справился со своими чертями. Где гарант, что она не оступится снова? Да нигде. Зато теперь у нее появился собственный телохранитель в лице Марины. Возможно, однажды эти страсти улягутся сами собой. А сейчас мы планировали совместную поездку в первых числах нового года. Я пошла искать запрятанные в письменном столе билеты, чтобы сообщить девочкам информацию по рейсу.

У МЕНЯ ЕСТЬ ТЫ - 47 (КОНЕЦ)

ЭПИЛОГ (Часть 2)

Совершенно случайно среди наваленных в ящике бумажек мне в глаза бросился краешек фотокарточки, ненароком прихваченной с собой во время сборов. Сначала я хотела выкинуть ее, но потом, поразмыслив, решила оставить и просто запрятать подальше. Сейчас же, когда страсти окончательно улеглись, а на душе воцарился долгожданный покой, я все-таки вытащила фотографию и начала разглядывать. На глянцевой поверхности по центру изображения улыбались три умиротворенных лица. В середине Юля. Она щурилась от солнца и, кажется, что-то говорила в тот момент Альберто, который стоял по правую от нее руку. Его лучезарная улыбка, словно еще один источник света, озаряла все кругом: и стены древнего собора, и спины туристов на заднем плане. Взгляд феерически влюбленного человека. Так грустно и смешно одновременно. А слева от парочки была я и тоже улыбалась. Наверное, в тот миг я была влюблена не меньше Альберто. Влюблена в Италию, в Бергамо, в Софи. Эта легкая эйфорческая влюбленность жила в нас всех, вся эта великолепная страна была пропитана духом вдохновенной страсти. Пусть кратковременной и мимолетной, но от того не менее настоящей. Фотографию эту прислала мне Софи вместе с магнитиком и небольшим письмом. Я помню его почти наизусть, читала и перечитывала его бесчисленное количество раз в прыгающих русских и латинских буквах, суматошной вязью гуляющих по листу бумаги. Она писала, что ничто в этом мире не случайно, что любая встреча учит нас жизни по-новому, и, если правильно воспринимать эти уроки судьбы, относиться к ним легко, с нежностью и благодарностью, само существование наполнится вселенским смыслом, где ничто не лишнее, где любой человек, явление или событие взаимосвязанны. И в тот период мне было слишком важно прочесть именно эти слова. Чтобы не окунуться с головой в бескрайнее отчаяние, чтобы не спиться и принять все, что случилось, таким, какое оно есть. Именно поэтому я тогда пересилила себя, не уничтожила фотокарточку, и теперь со спокойной душой могла наслаждаться воспоминаниями.

Что же до Юли, я почти ничего не знаю о ее судьбе. Мне как-то писала Люда, та самая Подберезовикова, докладывала о последних сплетнях в компании. Она писала, что в октябре все почему-то остались без премиальных, что Звягин окончательно взбесился и навел в своем подшефном царстве такого шороху, что еще долго по окрестностям разлетались перья от снесенных им голов. Максима сослали в Питер, что по мне слишком мягкое наказание для человека, который умудрился подвести под монастырь огромное количество людей. Юля ушла из компании спустя две недели. Люда однажды написала ей в соцсеть, спросила, как дела, на что та не стала рассыпаться в подробных описаниях и ограничилась стандартными фразами на вроде "Нормально. Живу. Работаю." Однако это не остановило неугомонную Подберезовикову, и через какие-то десятые уста она разузнала, что Юля беременна и ждет прибавления к концу мая. История умалчивает, насколько эти сведения верны, а так же, кто является биологическим отцом ее ребенка.

Может быть, мне бы и хотелось как-нибудь поболтать с ней по душам, забыв прошлые обиды и размолвки, но что-то подсказывало мне, что для меня в ее жизни не осталось дружеского места. Что ж, сегодня ничто не могло меня по-настоящему опечалить. Поэтому я, вдоволь налюбовавшись фотографией, убрала ее обратно в ящик и достала искомые билеты. Я методично переписала информацию вылета и прилета, отправила Женьке, не забыв поздравить с наступающим праздником, который в России обычно отмечается седьмого января, а в моей семье по давно сложившейся традиции именно сегодня - двадцать четвертого декабря.

Снег за окном усилился. Белая пелена застелила все кругом ослепительным кристально-чистым маревом. Соломон уже проснулся, похрустел на кухне порцией сухого корма и залез на подоконник, изучая крупные хлопья снежинок по ту сторону стекла. Я подошла к нему и нежно причесала шелковистую огненно-рыжую шубку.

- Ну, что приятель? - обратилась я к коту, в то время, как довольное животное ласково терлось о мою ладонь усатой мордочкой, прикрыв добрые зеленые глазки и мелодично урча, - Придется тебе некоторое время пожить без меня. Но ты не переживай, мама и папа о тебе позаботятся, пока я буду странствовать в далеких краях. Знаешь, куда мы отправляемся? - послышалось тихое "Мяу", будто бы малыш и вправду разговаривал со мной; я улыбнулась, продолжая его гладить, - Да-да, на Остров Свободы. Мы летим на Кубу! Представляешь? Это совсем в другом полушарии. Ты ведь у меня знаешь, что такое полушария? - Соломон приблизился ко мне и уткнулся мокрым носом в плечо, требуя почесать за ушком, - Обещаю, привезу тебе кубинский ром и фотографии Атлантики. Говорят, океан в тех краях очень холодный, но не менее прекрасный. Бирюзово-синий, бесконечный. А песок белый-белый, мелкий-мелкий, и повсюду звучат веселые песни... И все это мы увидим... - я вдруг заметила, как внизу по улице двое тащат огромную связанную елку, метра два длиной, неуверенно ступая по скользкому насту на дороге, - Кажется, наши идут.

Я побежала открывать дверь, я вполне еще могла успеть помочь моим домочадцам втащить рождественское дерево на третий этаж. Но не тут-то было. Когда я только успела доскакать до лифта, сразу поняла, что он уже благополучно уехал на первый этаж, мне осталось только терпеливо дожидаться у дверей на лестничной площадке. Лифтовые створки лениво разъехались в стороны, и первое, что я увидела, это целый ворох свежей еловой хвои, стянутый бечевкой и две маленькие руки, заботливо обнимающие непосильную ношу. Я поспешила на помощь и немедленно перехватила ценный груз в свои руки.

- Ну, что ж вы так? Могли б и поменьше елочку выбрать! - сетовала я, затаскивая покупку в квартиру, - А где мама?

- Да пошла к соседке снизу, что-то там забрать у нее надо, - Таня семенила позади меня, на ходу стряхивая с плечей кремовой норковой шубы опавшие снежинки.

Я прислонила елку к стене, закрыла входную дверь и притянула к себе мою обворожительную блондинку, которую не видела целых трое суток.

- Мама сейчас вернется... - проворчала Таня, но сама уже обволакивала меня руками в заснеженных мехах, припадая губами к моим губам.

Я таяла подобно тем самым хрупким снежинкам на острых ворсинках плотного меха, по сей день до конца не осознавая, насколько мне в этой жизни несказанно повезло. Кто б мог предположить, кто мог бы подумать? Да даже в самых смелых фантазиях не чудилось мне, что однажды настанет такое время, когда без опаски, стеснений и оглядок мне доведется целовать самую лучшую женщину на этой планете, которой я давно принадлежала и телом, и душой. Мое бесконечное счастье, моя неистовая радость и моя боль, когда приходится, пусть и ненадолго, разлучаться. Моя Танечка. Родная, любимая, искренняя, моя. Бросившая ко всем чертям карьеру, Москву, бывшего любовника, поступившаяся семейными надеждами ради того, чтобы остаться со мной и вместе верить в то, что наша сказка никогда не закончится.

- Я так скучала... - шепнула я в милое резное ушко.

- И я... - нежно выдохнула Таня.

Я помогла ей разоблачиться из зимней экипировки, стянула с нее сапоги. Ей очень нравился этот маленький жест внимания, очень простой и интимный одновременно. Таня встряхнула волной распущенных золотых волос и направилась в кухню. Признаться честно, я даже немного скучала по ее такому знакомому огромному пучку на затылке, но с тех пор, как она вместе со мной вручила свое заявление на увольнение Звягину, этот атрибут покинул перечень ее привычек. Зато появились новые. Например, она устраивает маленькие ревностные разборки примерно раз в неделю, во время которых я обязана присягать ей в верности и беспрекословной любви. Это стало чем-то вроде семейной традиции. Даже мои родители быстро привыкли к ее покладисто-взрывному характеру. А мама так и вовсе сразу стала называть Таню дочкой.

Я смотрела вслед удаляющемуся силуэту, не в силах налюбоваться этой трепетной грацией, из раза в раз покорявшей мое сердце. Моя. Поверить только... Я достала из кармана припрятанную записку, которую нашла в утром в холодильнике, развернула и снова перечитала целиком: "Ушли с мамой за елкой. Поешь и снова ложись спать. Вечером придут гости. П. С.: я бесконечно счастлива, что у меня есть ты."