Вторая часть здесь >>>>
Третья часть здесь >>>>
Автостопом до алтайского яка. Глава 9.
«В наше время честных людей, как эритроцитов в моче, - два-три в поле зрения. («На тёмной стороне Луны», фильм).
Водителя зовут Доминик, он не спал двое суток и подобрал нас потому, что боится заснуть за рулём. На полу машины большое количество пустых банок из-под энергетических напитков. Тем не менее, он уставший настолько, насколько это только возможно.
Хорошо знаю это состояние. Когда в ветеринарной клинике мне приходилось работать сутки, утром наступало то же самое пришибленное состояние, отягощённое вдобавок парочкой критических пациентов. Пациенты требовали мониторинга, жить наотрез отказывались и приходилось «тянуть» их всю ночь, в надежде на то, что они передумают.
Утром, когда приходила дневная смена, пациенты передавались в новые руки. А я ещё какое-то время сидела на диване, тупо глядя на одежду, в которую следовало переодеться, чтобы пойти домой. А дома выключалась на сутки – беспробудно спала.
Доминик же не спал целых двое суток.
- Может, музыку включить погромче? – предлагаю я сочувственно.
- Пробовал, - говорит он ватным языком. – Не помогает.
- Массаж ушей! – выдаю я очередной рецепт «как не уснуть, если не спал двое суток».
Доминик деревянной рукой массирует себе ухо. Потом другое. Смотрит на меня.
- Ещё апельсиновое масло можно нюхать, - отвечаю я на его вопросительный взгляд. И, наконец, сдаюсь: - Но лучше всего, и это все говорят, между прочим! Лучше всего встать на обочине и полчасика поспать.
Ринат поддакивает мне. Доминик возвращает свой сонный взгляд на дорогу. Останавливаться он не хочет. Единственный раз, когда он затормозил, - это было у магазина, где продавались напитки: он купил себе ещё одну банку энергетика и выпил её.
Мы едем по дороге на Москву, и это хорошо. Но то, что водитель такой сонный – это плохо. Мне его жалко, но я ничего не могу поделать, кроме как служить раздражителем, чтобы он не убился. Вместе с нами.
Доминик ездил по делам, но где работает – не признаётся. Не настаиваю. Он спрашивает, кто для меня Ринат, который сидит сзади.
Отвечаю, что мы просто напарники.
- Ты замужем? – Доминик смотрит на меня грустными глазами. Я не признаюсь, только улыбаюсь. На мне цветастой юбкой одето парео, и я вся такая радостная прежизнерадостная. Похожа на женщину, одним словом.
Доминик жалуется мне.
Оказывается, он разошёлся с девушкой. И теперь такой красивый молодой парень не может найти себе другую! Это нонсенс какой-то. Разве такое возможно? Я смотрю на него, как на динозавра. Он необыкновенно симпатичен. Только слишком молод.
- Доминик! Ты шутишь, да? – перефразирую своё недоумение.
Он молчит, вздыхает, смотрит на дорогу. Вот печалька-то печалька… Пытаюсь завязать разговор, чтобы развлечь его. Говорим о всякой всячине. В итоге я спрашиваю, возвращаясь к вопросу отношений:
- Вот скажи мне, что ты больше всего ценишь в женщине? – это у меня опросник такой.
Он зависает, и надолго. Думает, думает… В конце концов, приняв решение, восклицает:
- Котлеты по-киевски!
- Что? – вот не ожидала такого ответа.
- Котлеты. По-киевски.
- И… всё? – я в недоразумении. Нет, я конечно, предполагала, что женщина должна хорошо готовить, но, чтобы вот так вот огорошить котлетами… По голове…
- Да и хватит, - согласно самому себе кивает головой Доминик.
Котлеты. По-киевски. Надо будет погуглить, что это за приворотное зелье такое.
Потом он рассказывает, что его Родина – это Кавказ, и я, исчерпав свой основной запас тем, начинаю громко цитировать Лермонтова, отрывок из «Демона»:
«И над вершинами Кавказа
Изгнанник рая пролетал:
Под ним Казбек как грань алмаза
Снегами вечными сиял,
И, глубоко внизу чернея,
Как трещина, жилище змея,
Вился излучистый Дарьял…»
Доминик поворачивает голову и смотрит на меня, как будто в первый раз слышит Лермонтова. Я меж тем, патетически махая руками, продолжаю:
«…И Терек, прыгая, как львица
С косматой гривой на хребте,
Ревел…»
- О, Боже, Доминик, смотри на дорогу! – он поворачивает голову обратно, но через пару секунд замечаю, что опять смотрит на меня:
«…и горный зверь, и птица,
Кружась в лазурной высоте,
Глаголу вод его внимали;
И золотые облака
Из южных стран, издалека
Его на север провожали…»
Смущённо смотрю на него. Лермонтов. Миша Юрьич. «Демон». В школе учили. Какбэ. К моему тотальному облегчению, Доминик возвращает свой взгляд на дорогу, и тогда я заканчиваю то, что продолжает толпиться в моей голове, требуя продолжения. Без должной уже интонации:
«…И скалы тесною толпой,
Таинственной дремоты полны,
Над ним склонялись головой,
Следя мелькающие волны»…
И, сократив один кусок, заканчиваю:
«… И дик, и чуден был вокруг
Весь божий мир: — но гордый дух
Презрительным окинул оком
Творенье бога своего,
И на челе его высоком
Не отразилось ничего».
Блин. Что-то я погорячилась с Лермонтовым, что ли… Доминик берёт меня за пальцы руки и спрашивает, блестя цыганскими бархатными глазами:
- Так ты замужем или нет?
Хочется ответить ему очевидное: какой нормальный муж отпустил бы меня в такое путешествие? Но я только вежливо улыбаюсь, утаскиваю свои пальцы и говорю:
- Доминик. Держи руль двумя руками.
Чуть не процитировала: «Водитель, если ты одной рукой держишь руль, а другой обнимаешь красивую девушку, помни - и то и другое ты делаешь плохо!», но профильтровав сию фразу, понимаю, что ехать «на халяву», да ещё говорить водителю: «Ты плохо ведёшь машину» - это верх наглости. Да и не красотка я вовсе. Как говорила одна моя ровесница:
- В нашем возрасте можно смотреться только в полированный шкаф!
Молчу. Поскольку Ринат сидит сзади, то развлекаю водителя только я. Пять минут едем молча. За это время Доминик, сидя с открытыми глазами и глядя прямо на дорогу, успевает заснуть. Не думала, что такое возможно! Но машину начинает медленно выносить на встречную полосу. Мы едем довольно быстро, а машина тихонько ползёт на встречку!!!
- Доминик! – ору я.
Он возвращает машину на нашу полосу, смотрит на меня удивлённо:
- А?
- А давай мы остановимся на обочине, и ты поспишь, а?
- Нет. Надо ехать, - говорит, не сбавляя скорости.
Вот ведь… Проверяю ремень безопасности. Я говорила, что боюсь машин и изнутри, и снаружи? Мы продолжаем ехать, и через какое-то время опять тихонечко начинаем выползать на встречку. Доминик между тем смотрит прямо перед собой, глаза открыты.
- Доминик. Мы. Едем. На. Встречку! – говорю я ему членораздельно.
Он вздрагивает, смотрит на меня взглядом «Кто здесь?» и только после этого решает, наконец, остановиться.
- На вот, понюхай. Сразу в себя придёшь, - говорю я участливо, открываю бутылку с сероводородной водой и сую ему под нос. По салону разносится мощный запах тухлых яиц.
- О-о-о!!! Что это!?? – глаза его наконец проясняются. Круче нашатыря водичка-то.
- Живительная влага! Энергетик нового поколения! – я трясу бутылкой. – Пей, или спи! Другого рецепта нет!
Взвесив все «за» и «против», Доминик принимает правильное решение. Мы съезжаем на боковую дорогу, встаём на её обочину и спим. Доминик выключается первым, а следом проваливаемся и мы с Ринатом. Основная трасса далеко, до нас едва доносится звук проезжающих машин. Тихо звенят одинокие лесные комары, дистрофичные, будто только что вылупились из дебрей городского подвала.
Спустя каких-то полчаса, мы все одновременно просыпаемся и, как ни в чём не бывало, едем дальше. Доминик становится свеж и бодр. Больше старается не разговаривать. Я тоже молчу. Ринат и подавно.
За час до подъезда к Москве прошу остановиться, убегаю за деревья и переодеваю юбку обратно в штаны. Ещё не хватало в Московском метро ходить в шлёпанцах, будучи обмотанной платком. Впрочем, выбор-то невелик, - выходного чемодана с собой нет.
Возвращаюсь. Доминик восклицает разочарованно:
- Зачем переоделась?
Объясняю. Он разочарованно грустнеет.
Дальше вообще едем молча. Мощным закатом на всё небо Солнце садится сзади нас, отражаясь в боковом зеркале машины. Смотрю на это зрелище. Наконец, оно полностью заходит за горизонт, и дорога погружается в сумерки. В Москву мы въезжаем уже в темноте, освещаемой светом множества других машин, толпящихся в несколько тесных рядов. Они норовят втиснуться в просвет, едва заметив несколько сантиметров пустого пространства между другими машинами. А, привет, Московская пробка.
Ринат высаживается раньше, прощаемся. Я и Доминик едем дальше.
Говорю, что мне нужно любое метро. Доминик наклоняется к навигатору и голосом задаёт ему:
- Ближайшее метро!
Навигатор выстраивает маршрут, и мы едем по нему.
- Ринат – твой муж? – Доминик опять возвращается к своему вопросу. Я молчу, и он добавляет: - Не хочешь отвечать?
- Ну, ты же не сказал, кем работаешь. Вот и я не буду отвечать, - парирую я. Мило улыбаясь. Как бы мне этак… доехать-то до метро без приключений интимного рода…
Доминик доезжает до конечной точки, тормозит и берёт меня за руку повторно. Ладонь у него тёплая и большая. Он очень грустный. Я поворачиваюсь к нему лицом и с умным видом «я тёртый калач» вещаю:
- Доминик. Не разменивайся на тех, кто тебе не предназначен, - и руку свою забираю.
Во, завернула. Доминик переваривает сказанное и решает уточнить:
- Не предназначен?
- Да. Я тебе не предназначена, - поясняю я. Хочется добавить «тебе ещё детей рожать». Так я думаю обо всех молодых парнях: им нужны такие же молодые девчонки, а не я.
- А в чём твоё предназначение? – спрашивает в отместку он.
- Вот это я и пытаюсь узнать, - философски замечаю я, меж тем выходя из машины. Доминик, озадаченный философской фразой, выходит следом за мной. Я уверенным голосом даю ему положительную установку: – У тебя всё сложится очень хорошо, вот увидишь. Где-то через неделю.
Прям ясновидящая, да ещё с конкретикой. Но на самом деле это неизбежно. Это очевидно, что у него всё сложится, я это очень чётко вижу. Чего не могу сказать о себе.
Доминик достаёт мой рюкзак из багажника, я впрягаюсь в лямки, пытаясь изобразить лёгкость. Вы когда-нибудь пробовали накинуть на себя бегемота, одетого в комбез? Ага, с непринуждённой улыбкой на лице. Махаю рукой на прощание и иду за угол здания, за которым должно быть метро.
Через несколько метров оглядываюсь: Доминик ещё какое-то время стоит, а потом садится в машину и плавно уезжает. Красные огоньки габаритов его машины медленно уменьшаются в размере. Невообразимый, но грустный красавчик.
… За углом здания меж тем оказывается торгово-развлекательный комплекс Метро, а не станция Московского метрополитена. Навигатор такой навигатор. Пристаю к узбекам на автомойке, они в срочном порядке выбирают мне проводника, и тот радостно идёт со мной. Показывает, где находится автобусная остановка, с которой можно доехать до метро. Благодарю. Отзывчивые люди, эти… эм… москвичи…
Вскоре подъезжает автобус. Захожу в него, покупаю у водителя талончик и пытаюсь протиснуться в турникет, установленный прямо в автобусе. Едва не застреваю в нём вместе с рюкзаком. Наконец, с облегчением плюхаю рюкзак на пол, и плюхаюсь сама на ближайшее сидение. Люди смотрят на меня пренебрежительно, сверху вниз. Видимо, это преступление – путешествовать через Москву, а не работать в ней, даже едучи в автобусе. Чужеродная энергетика прёт от меня за версту. Ну, что я сделаю? Устала я.
Отстраняюсь. Мне бы только до метро доехать. И до вписки. Меня там очень ждут. Помоюсь. Постираю все свои вещи. Высплюсь. Заряжу гаджеты. Намечу дальнейший маршрут. Поживу дня два-три. И, самое основное, - найду эту алюминиевую хрень, которую сломал мне «Слепой». Моя палатка нуждается в срочном ремонте.
Девочка, к которой я еду, правда, живёт с подружкой. Но, надеюсь, подружка адекватная.
Очень хочется спать, смотрю в тёмное окно автобуса: там мелькает Москва.
Женщина рядом со мной начинает приветливо разговаривать. Наличие рюкзака всегда притягивает некоторых людей, особенно тех, кто раньше путешествовал сам. Люди эти часто оказываются более чем интересные. Женщина, улыбаясь, рассказывает, как она ходила в походы. В голосе – ностальгия, на лице - улыбка. Спрашивает кто я и откуда. Рассказываю.
… В метро неожиданно оказываемся с ней в одном вагоне. Вот ведь не расстаться никак… Она неожиданно начинает говорить мне следующее:
- Я сдаю свою квартиру одной девочке. Но она привела с собой другую, и такую неадекватную!
И выдаёт подробности. Довольно мерзкие.
Я вздрагиваю.
К чему она это рассказывает? Да ещё и мне? Спрашиваю, в каком районе её квартира. Фу, слава Богу, не там, куда я еду. Но это странно, очень странно. Почему именно мне рассказывают такую историю?
Всякие разные знаки даёт нам Вселенная. Часто настолько незаметные, что только потом начинаешь улавливать их смысл. Когда уже «поздняк метаться». Расстаёмся.
Слегка настороженно еду на вписку.
Там обнаруживается не только девочка, но и её мужик, которого иначе как «чужой» я назвать не могу. Я не могу там оставаться. Неожиданно, да.
Автостоп даёт способность смиренно принимать любые обстоятельства и перемены, учит расслабленности и доверию ко Вселенной. Это пока ещё мне недоступно.
Выхожу на улицу, мягко захлопнув за собой дверь. Москва встречает меня холодным и тёмным пространством. Утыкаюсь в шершавый ствол городской ивы, обняв её руками. Она мой проводник. У неё жёсткая и пыльная кора. Смотрю на небо – там едва тускнеют единичные звёзды. Тоскливо вспоминаю о своём «племени», тех деревьях и том, густо усыпанном звёздами, небе. Пустынные холодные улицы.
Так иногда запланированные вписки оказываются хуже любых ожиданий. И наоборот.
Синим мягким светом горит салон одной из машин. Окно приоткрыто. Подхожу. Внутри сидит мужчина, слушает музыку.
- Простите, - обращаюсь к нему. – А где здесь можно купить сигареты?
Вообще-то я курю только в экстренных случаях. Он показывает мне в сторону магазина, и сам же угощает двумя сигаретами. Даёт и тут же уезжает.
Пугающий вид, ага. Сижу на поребрике и курю. Одну за другой. Зачётная вписка, ничего не скажешь. «Внезапно», называется. Хоть палатку раскладывай на газоне. Только она сломана, кстати, не забыла? Впадаю в отчаяние. Интернета нет. Зарядка на телефоне вот-вот сдохнет. К тому же есть очень хочется. И спать. Живот уже режет от голода и курения натощак.
Неподалёку обнаруживаю дверь в какое-то помещение. Захожу туда. Никого. Только холодно. Сажусь на корточки и приваливаюсь к стене спиной. Мне бы тоже не помешал энергетик…
… С утра звоню своему знакомому. Его зовут Юра. Никогда не видели друг друга.
- Юр, привет. Можно к тебе приехать? – у меня нет других вариантов. Остальные знакомые или «живут на табуретке», или не звали меня в гости. Юра имел неосторожность позвать. «На денёк». Поэтому я набираюсь наглости.
- Когда? – спрашивает он.
О, Боже, прямо сейчас, конечно же.
- Когда тебе удобно. Если это удобно, вообще, - отвечаю я, нервно выкуривая ещё одну сигарету. У него есть девушка. Симпатичная, кстати. Поэтому добавляю: - Я сплю в спальнике, не кусаюсь и ревновать ко мне глупо ввиду моего возраста.
Он даёт мне адрес. По пути покупаю печеньки. Моё отчаяние выражается в дальнейшем выкуривании «канцерогенных палочек».
Юра носит тяжёлый гипс на ноге и выгуливает йорка своей девушки. Так меня и встречает, на костылях. Рада им обоим: и Юре, и йорку. Хотя я йорков не очень-то люблю. На работе насмотрелась. Профессиональная деформация. Закидываем мой рюкзак домой и делаем кружок вокруг дома, прогуливая собачку.
Я рада. Так рада.
Это очень целеустремлённый парень. Настоящая личность. И притом красавчик. Прям горжусь таким знакомством, да ещё и лично. Он готовит обед, пускает в душ, даёт постирать вещи и определяет в комнату. Я стою в ванной, под душем и созерцаю, как от грязной воды, стекающей с меня, коричневеет её дно. Тем блаженнее моя физиономия, когда я выползаю из ванной, переодетая во всё чистое. О, рай – это просто, очень просто!
В это время моё бельё стирается, - Юра предусмотрительно поставил какой-то деликатный режим, потому что стираются все вещи в куче.
Потом мы едим горячую картошку, которая почему-то всегда получается у других вкуснее, чем у меня, и разговариваем о разных вещах. Юра говорит, что гипс ему будут снимать в середине октября. Смеюсь. Прям в день моего рождения, я это запомню…
Ночью дрыхну без задних ног. «Спасибо тебе, Господи, за ночь, за сон».
Ольга Овчинникова