Продолжение. Начало рассказа здесь >>>>


Вторая часть здесь >>>>


Третья часть здесь >>>>


Четвертая часть здесь >>>>


Автостопом до алтайского яка. Глава 12.
Любое совпадение – это просто совпадение («Размышления падающей совы»).
14 августа 2015 года. Утро. Пакую рюкзак, вяло шевелю зубной щёткой во рту, запершись в туалете. Слышала, что некоторые автостопщики рискуют даже душ принимать в туалете. Прям в раковине мыть бошку, часто холодной водой, например. В гостинице есть душ, но тоже платный.

Проснуться бы для начала. Глаза разлепить.
Наконец, выползаю на улицу с рюкзаком. Настроение нейтральное. Рядом с гостиницей стоят рядами фуры. Начинаю медленный обход. Неподалёку стоит группка водил, смотрят на меня очень оценивающе. Слишком оценивающе даже.
Подойти к ним? Как-то мне неуютно. Притормаживаю. Мужики продолжают смотреть на меня. Молча. Отдельные взгляды мне не нравятся.

Откуда-то между фур вдруг слышится голос:
- Тебе куда?
Поворачиваю голову. Прямо на меня идёт парень, у него нет нескольких зубов, и вид пугающий. О, Хоспаде. Куда я попала? Что-то мямлю.
- Куда тебе надо? – парень повторяет вопрос более настойчиво и при этом ещё пытается улыбаться. Лучше бы он этого не делал: отсутствие зубов делает улыбку ужасающей.
- В Самару, - отвечаю угрюмо.
- Поехали.
Для того, чтобы определиться разговариваю дальше:
- А Вы скоро поедете? – тем же серьёзным тоном.
Парень суетится и говорит:
- Через три минуты, - почему-то сильно желая, чтобы я поехала именно с ним. Оцениваю его ещё раз. Вроде доброжелательный, весь на виду. Ладно. Соглашаюсь.

Он помогает закинуть мой рюкзак в высокую кабину, а потом говорит:
- Ты только разуйся, пожалуйста, на улице.
Хм… Ладно. У меня ещё нет опыта езды на фурах. Совсем нет. Но большинство автостопщиков говорит:
- Да фуры - это САМАЯ ТЕМА!
«Самая тема», ага. Забираюсь внутрь, наконец-то разглядев, что поручни есть с двух сторон, а не только справа. Расшнуровываю свои огромные ботинки, отряхиваю их и кладу на картонку, которую предварительно кинула под ноги. Под ногами красивый ковролин. Оглядываюсь. Батюшки…

В машине порядка больше, чем у меня в голове. Чистота такая, будто хозяин дважды в день её пылесосит. В дверцах машины стоят освежители воздуха. Панель натёрта до блеска, стёкла сверкают чистотой. Кровать, расположенная за спинками сидений, убрана и идеально заправлена. Для полного сходства с домом не хватает, разве что, комнатного цветка.
На приборной доске стоит ноутбук.
В центре висит кожаный мешочек. В дальнейшем оказывается, что это - амулет, с казахской молитвой внутри.

Выясняется, что для Азамата (имя изменено), как и для многих дальнобоев, кабина машины и есть дом. Он так любовно относится к машине, будто бы это женщина.
К слову сказать, многие водители рассказывали мне странные, и даже мистические истории про то, как «вела себя машина». Про её «характер» и «хандру». Например, одна машина всегда барахила, когда надо было везти тёщу на базар.
- Как только тёща в машину садится, - тарахтит, с места двигаться не хочет. Другие садятся – едет. А с ней – ни в какую. С горем пополам ползёт, глохнет по пути раз десять. Жена не верила, пока однажды сама не повезла маму по делам. «Она ехать не хочет!» - звонит мне. Я ей: «Маму решила куда-то свозить, что ли?». Так и есть.

Ещё одна история про то, как один дальнобой продал машину другому и даёт напутствие:
- В общем, когда она начинает хандрить, берёшь стопку водки и выливаешь вот сюда (забыла название). Сразу всё проходит.
Новый водитель посмеялся, думал, тот шутит. Проходит месяц после покупки, и машина впадает в депрессию. В форменную. Заводится не сразу, пыхтит, «едет грустно», глохнет. В общем, «хандрит». Он тогда купил чистый спирт, в шприц набрал и влил, куда было завещано. И машина ожила тут же. Едет! Бодрячок! Воспряла!

Один раз мне даже довелось слышать подобную историю, рассказанную по рации одним из дальнобоев:
- Даже у машины апатия бывает, - вещал он, рассказывая, как хотел продать машину и обильно сдабривая свою историю французскими словами. – Бл@, машины всё чувствуют. Я свою машину долго продавал на базаре, бл@дь, п@здец. Всю её натёр: «Всё, продам я тебя нах@й, на базар поедем, готовься». Всё, бл@дь! На базар приедем – она не продаётся ни хрена! – он смеётся. - А продал один раз просто. Сказал: «Всё, бл@дь, продавать не буду, буду сам ездить». Всё, заездила, всё за@бись. И у магазина клиента встретили: «Всё, берём, берём», о цене договорились, там сразу бабки забрал, поехали до нотариуса, ключи отдал, да и всё. Она сама, даже, по ходу не поняла, как продалась. Это п@здец, бл@дь. И такая х@йня бывает. Всё-таки душа есть у них тоже, - завершает он свой рассказ.

Самое забавное было то, что прямо перед этой историей мы ехали, и довольно долго, под классическую интеллигентную музыку: вечернюю серенаду Франца Шуберта. В исполнении, ни больше ни меньше, академического оркестра.
Дальнобои вообще все «французы». Со мной они стараются не материться. Но между собой умудряются с помощью трёх-четырёх матов объяснить сложную обстановку на дороге. Без них – непонятно получается.

Вот такие истории бывают. Коктейль из правды, украшенный листиком выдумки. Под такие байки ехать - милое дело.

У всех есть рация, и у большинства даже в рабочем состоянии: по ней они предупреждают друг друга о проблемах на дороге, иногда просто болтают. Бывает, что и ругаются со страшной силой. Часто можно услышать что-нибудь вроде: «Ребята, кто на Казань едет, скажите обстановочку», и встречные дают эту информацию.
Или же разругаются в пух и прах (к вящей прослушке остальных, едущих в пределах зоны покрытия рации), уже обещают кишки друг другу выпустить прилюдно и печень помять с особой интенсивностью… ан, глядишь – уже в кафешке сидят за одним столом и «братаются».

Один из дальнобоев, с сожалением, рассказывал:
- Обмельчал нынче водитель. Раньше не успеешь сломаться – обязательно две-три машины остановятся, чтобы узнать, чем помочь. Теперь же не докричишься, бывает…

Итак, я сижу в кабине и созерцаю идеальную чистоту зелёного ковролина в салоне. Наконец, в салон бодро забирается Азамат, - кажется, и минуты не прошло, как он решил ехать. Стремительно заводит машину. Кажется, боится, что я передумаю.
- Меня Оля зовут, - говорю.
- Азамат, - представляется он, опять же улыбаясь. По национальности он казах.

Понимаю, что моё первое мнение о нём было ошибочным: на него наложились зубы (вернее, их отсутствие) и вид тех мужиков.
– Ты видела, как они на тебя смотрели? – спрашивает Азамат с особым ударением и интонацией, как будто читая мои мысли. – Как волки! Я-то увидел! Вот потому и окликнул тебя! Я никого не сажаю к себе вообще-то! Один раз посадил парня! Так он давай всё трогать и спрашивать: «А это что такое? А это зачем?». Не люблю этого. Прям до драки дошло. Выкинул его из кабины.

Сижу смирно. Меня не придётся выкидывать из кабины. Единственное, что я делаю, возможно, не так – это сижу. По-турецки, подобрав под себя ноги, - так они меньше устают.
- Сидишь, как казахи, - смеётся Азамат, как будто давая разрешение.
Потом громко вздыхает и разочарованно качает головой:
- Зачем ты куда-то едешь? Одна! Автостопом! Ты знаешь, какие люди на дорогах бывают! У-у-у!!! Домой езжай!
- Мужа себе найти хочу, - вдруг выдаю я. – Рыцаря на белом коне. Видать, конь у него скрякнулся, пешком идёт. Так что еду ему навстречу.
Азамат посматривает на меня и не верит: всерьёз я или нет? Сама не знаю этого. Начинает расспрашивать о личной жизни подробнее.

Когда едешь с дальнобойщиком, то скрывать нечего. Ни ему, ни мне. Это как в купе поезда, - люди рассказывают часто такие вещи, которые не обсуждаются даже с родственниками. Этакая психологическая помощь онлайн. Дорога вообще ассоциируется с движением. Как сама жизнь. «Всё пройдёт» - это и о дороге тоже, о движении.
- Я аж сам удивился, когда окликнул тебя! – поражается Азамат сам себе.
Рассказываю про свою жизнь. Попутно выясняется, что Азамат тоже один, и девушки у него нет уже давно. С некоторых пор он боится даже знакомиться с противоположным полом. Так и живёт в машине месяцами.
Свои рассказы он перемежает страшилками и увещеваниями: «А давай ты домой поедешь? Пересадим сейчас тебя на встречную фуру, и домой, а?». Волнуется за меня. Видит, что я – новичок. Потому что в карту постоянно заглядываю. Опытные автостопщики все города в голове держат.
Потом, поняв, что он сделал всё, что мог (включая неизбежный перечень рассказанных страшилок), махает рукой, и мы опять переходим в режим баек. Азамат рассказывает о том, какова жизнь дальнобойщика.
- … Они на самолёте летели из Китая до Киева пять дней! А мы приезжали за четыре сутки, - рассказывает Азамат, слегка коверкая русский язык. – Но, конечно, приезжали в умат: сонные там и никакие, аж ноги нунах ватные какие-то становятся, страшно. Приезжаешь в Киев, только на погрузку встал, они выгружают, выгрузили... Отъехал. Всё: брык, спать. Я сколько ездил - постоянно ровно сутки спал. Сутки высыпаисся, через сутки встаёшь… моисся… себя в человеческий вид приводишь…
Одной рукой он выдвигает пластиковый ящик, спрятанный под койку, открывает крышку и вытаскивает мешок с баранками:
- Ты ешь, ешь! На меня не смотри! Вишь, какая худая.
Угощаюсь парой баранок, улыбаясь.
Он продолжает рассказывать:
- Я один раз в Киеве чуть не женился. Там… девчонка одна… Леной её зовут (имя изменено). Вот видит Бог, я Ленку даже пальцем не тронул! Но почему-то жениться хотел на ней. Потом всё уже, я говорю: «В следующий рейс приеду…». Ну, знаешь, хи-хи, ха-ха… Её отец всё время нас по Киеву катал. Мамка её пирожки пекла. Всё, конкретно решил! Приеду, женюсь, и в Киеве останусь жить. Ну её нахер Алма-Ату, всё равно чё там… меня там ничего не держит. Туда, сюда…
На какое-то время он замолкает.
- Меня на следующий рейс раз: в Москву отправили. Потом приехал обратно, думал, всё: в Киев поеду. Нет, блин, меня берут - в Грузию отправляют!
Так и заездился. Не вернулся он в Киев. Осталась девушка Лена без Азамата, а Азамат без пирожков.

- Это Сызрань, - поясняет Азамат, когда мы проезжаем очередной город транзитом.
- Сызрань, - повторяю я, стараясь запомнить города на маршруте. Карта лежит у стекла, нагреваемая солнцем. Иногда поглядываю в неё.
- Город проституток, - характеризует Азамат город Сызрань.
Начинаю хохотать. Ну, тебе просто гидом работать!
- Я тебе… серьёзно я тебе говорю! – посмеиваясь, громко кричит Азамат. - Куда ни нырни – везде они стоят: там они стоят, там стоят… На той стороне стоят…- он показывает рукой в разные стороны, будто Ленин на броневике.
«Плечевых» Азамат не любит. «Ляжешь спать, уставший. Шторами все окна задвинешь. Только засыпать начнёшь – стучат в стекло. Окружат машину. Спать не дают». К тому же, с его любовью к чистоте, он, наверное, старается даже не дышать в зоне их видимости. Я вполне его понимаю. Меньше знаешь – крепче спишь. У меня вон уже бессонница.

Потом мы встаём в пробку, и через какое-то время моему взору открывается величественная река Волга. Я вижу её ещё издалека: дорога идёт извилистая, и на одном её участке видна речная голубизна на фоне невысокой горы. Медленно мы проезжаем по широкому мосту. Смотрю налево: там какое-то огромное сооружение.
- Это плотина Волговская стоит, - поясняет Азамат, видя мой интерес.
Справа – высокий забор, за которым синеет бескрайняя река. Густой толпой у бетонного берега, где сливается широкой полосой вода с плотины, что-то ловят белоснежные чайки. На заборе висит табличка «Запретная зона. Проход и проезд запрещён», плавно проезжаем мимо неё.
За Волгой стоит город Тольятти, где мне, по идее, нужно ехать прямо, а Азамату, который едет в Казахстан, - поворачивать направо. Чем ближе этот поворот, тем в большей я неуверенности. Азамат мне нравится своим спокойствием и уравновешенностью. Таких водителей терять всегда жаль. И мне вломашно опять стоять на обочине и кого-то ловить, не будучи уверенной в своей удачливости.
Мучительно вглядываюсь в карту, листаю её назад-вперёд и, наконец, делаю свой выбор:
- Азамат! А можно я с тобой поеду? Через Казахстан?
Он впадает в задумчивость, которую я разгадываю далеко не сразу. Наконец, произносит:
- Хорошо, - но как-то неуверенно.

Проезжаем Тольятти, Азамат останавливает машину, зажигает плитку и ставит на неё сковородку.
- Кормить тебя буду, - объявляет он торжественно. – Толстеть тебе надо.
Я вытаскиваю из рюкзака всё съедобное, но Азамат, махая руками, требует запихнуть это всё обратно. Повинуюсь.
На сковородку он вытряхивает содержимое банки «Тушёнка говяжья с кашей», мешает нечто оранжевое вилкой, и потом отдаёт вилку мне:
- Ешь давай.
- А ты? – вопрошаю я.
- Ты на меня не смотри! – восклицает он. Тоже берёт вилку, но едва ли съедает четверть содержимого сковородки. Обмякиваю её хлебом, нарезанным крупными белыми ломтями рядом. Азамат смотрит на это зрелище и наслаждается.
Вкусно.
- Чай сейчас будем.
Я начинаю вещать о том, что чай, как и любые жидкости, после еды – вредны, так как разжижают желудочный сок, нарушая пищеварение. Азамат начинает хохотать:
- О-о-ой… Ну у тебя вообще в голове беда. Срочно замуж надо! Чай она уже не пьёт после еды! О-о-ой… - он смеётся, но так безобидно, что я начинаю хохотать вместе с ним и в итоге соглашаюсь на чай.

Поворачиваем в сторону Казахстана. Долго пытаемся выяснить, нужен ли загранпаспорт для пересечения границы: я – отправляя смски Танечке, Азамат – спрашивая в рацию своих коллег. Оказывается, что не нужен.
Мы подъезжаем к границе ночью. К счастью, очередь из машин небольшая, - мы проходим её за час. Прохожу все процедуры – мне дают специальный пропуск в виде маленькой анкеты. Заполняю анкету печатными буквами. «Гость», пишу адрес и свои данные. На листок ставят печать с датой въезда. Азамат велит беречь эту бумаженцию с особым тщанием.
В итоге въезжаем на территорию Казахстана, - за окнами глубокая чёрная ночь. Азамат говорит:
- Значит так… Если тебя кто-то увидит здесь, - то ты просто попутчица. Поняла?
На три секунды я недоумённо задумываюсь, а потом парирую:
- Азамат… Я и есть. Просто попутчица…
Он неожиданно и громко смеётся так, будто я сказала смешную шутку. Подтверждает: да, так оно и есть, и почему только он это сказал? Мне становится понятным его смятение – он боится людского мнения. Что его знакомые могут подумать, будто он везёт проститутку. Не дай Бог ещё кто-то из родственников…
Мы едем по ночной дороге, потом Азамат заезжает на одну из стоянок для фур и ставит машину на место, указанное сторожем. Сторож пристально смотрит на меня. Стоянки для фур платные.
- На этой стоянке «плечевых» нет, - объясняет свой выбор Азамат.

За окном чёрная ночь. Мне становится стрёмно. Я в замкнутом пространстве, с мужчиной, в незнакомой стране, да ещё и ночью. Азамат в это время раскладывает верхнюю полку и говорит:
- Ты будешь спать наверху. Я – внизу.
Киваю головой, ничем не выдавая свою тревогу. Достаю из рюкзака свой спальник, вытаскиваю из компрессионного мешка. Спальник, словно живой, начинает медленно распрямляться и приобретать обтекаемый вид. Забираюсь наверх, улезаю в него и слышу снизу просительный голос Азамата:
- Только не приставай ко мне, ладно?

Ну нет, прям счас начну, от страха, домогаться. Конечно же нет! Смеюсь. Отвечаю, что буду изо всех сил держать себя в руках.

Утро встречает нас восхитительным восходом солнца. Пастельные тона всех цветов смешиваются в грандиозной палитре неба. Ни облачка.
Азамат уже проснулся, чистит зубы, стоя у бока фуры. Для этой цели в канистру со впаянным краником наливается вода, а сама канистра боком ставится за кабину машины – там есть небольшой свободный участок. Выползаю на улицу, слегка опухшая, тоже с зубной щёткой в руке.
Завтракаем. Азамат кипятит на плитке красивый металлический чайник с изогнутым носиком. Завариваем чёрный мелкий чай.
- Сахар, - объявляет Азамат, открывая пластиковый короб с белыми кубиками сахара. Впечатляющее количество.
По стоянке мелкими перебежками кочуют низкорослые худощавые собаки. Из высокой травы, растущей по краям стоянки, периодически вышныривают более мелкие, щенки, и бредут куда-нибудь, нюхают на ходу, ложатся в кучу бок о бок.

Автостопом до алтайского яка. Глава 13.
Кто не матерится за рулём – тот плохо следит за дорогой (с).

- Мотает тебя. С ума сходишь, потому что одна. Замуж тебе надо, срочно! – ставит диагноз и тут же даёт рецепт Азамат.
Рассвело. Мы едем по дороге по направлению к городу Уральску.
- За кого? – в весёлом отчаянии восклицаю я, всплеснув руками.
- Да хоть бы и за меня, - говорит Азамат и мимоходом поглядывает на мою реакцию.
Отмалчиваюсь.
- Ты мне свой телефон дай, я тебе позвоню! Обещаю, что позвоню! – он горячится, отвлекаясь от дороги. – И ты мне звони.
Он даёт мне два своих номера.

Тут как раз телефон звонит у него.
- СИДИ ТИХО, - отчётливо говорит Азамат, сделав круглые глаза. Эту фразу я буду слышать регулярно. Азамат начинает говорить с такой интонацией, что будь я его женой, - сразу бы догадалась, что он едет в кабине с женщиной. Меняется стиль разговора и набор слов, если человек едет в машине не один. Я этот тон хорошо знаю. Слишком даже хорошо.
Азамату звонит какая-то женщина, и они начинают разговаривать на казахском. Меж тем, дорога пустынна, подтверждая фразу, сказанную им ранее: «В Казахстане такие дороги! Хоть боком езжай!». Так и есть. Иногда, раз в десять минут, нас кто-нибудь обгоняет или идёт навстречу. Поэтому скорость фурой набрана приличная, а руль Азамат держит одной рукой.
Проходит полчаса, а он всё говорит и говорит по телефону. Я пытаюсь не забыть, что надо молчать и сидеть тихо. Но тут случается непредвиденное.

Прямо перед нами как по волшебству возникает лошадь, трюхающая в телеге со скоростью, едва ли превышающей 20 км\ч. Ползёт она по нашей полосе, а слева от неё, по территории встречки, так же неспешно бежит крупная собака. Ни объехать, ни обойти. Приближаются они столь стремительно, что я, забыв про осторожность, невольно вскрикиваю:
- Ой, БЛ@ДЬ! – и тут же зажимаю рот обеими руками, с мыслью: «Ой, бл@дь...».
Азамат с грохотом роняет телефон и начинает гудеть и тормозить одновременно. Ремень безопасности врезается мне в ключицу, которая и так уже болит от постоянного давления. Лошадь резко уходит вправо и помещается на обочине, продолжая трюхать, а собака – влево, и мы проскакиваем мимо них, никого не задев…
По всей вероятности, я не спалилась только потому, что Азамат уронил телефон как раз в момент моего вопля. Во всяком случае, проблем не возникло… Уф-ф-ф…

Лошади. Здесь везде пасутся лошади, и коровы, и овцы. Некоторых пасёт пастух. Большинство ходят вдоль дороги и объедают единственно зелёные пучки травы, оставшиеся исключительно здесь. С обеих сторон от дороги лежит выжженная степь преимущественно бежевого цвета. Иногда на ней возникают неуверенные красноватые или фиолетовые пятна цветущих трав. И даже полосы деревьев, посаженые с двух сторон, выглядят как коряги, воткнутые в землю: сухие палки, у основания которых едва пробивается новая зелень. Вся остальная степь покрыта какой-то чухлой с виду, тощей травой.
- Лошади! И коровы! – с восторгом кричу я. Именно Казахстан начал первым удивлять меня количеством этих животных.
- Да-да… Мясо, - подтверждает Азамат.
- Там пастух! На лошади! – мой восторг плещется через край.
- Ну, правильно, чтобы еда не убежала, её надо пасти, - Азамат громко смеётся надо мной. – И чтоб жирнела. Вот счас придёт зима, и как начнёт он их… - тут в его голосе слышится какая-то мечтательность. – Резать. И - направо. И - налево… - и тут же переключается: - Вот урод бл@дь что делает на х@й камазик, а? Выехал на середину, а ехать не может…

Камазик, как будто услышав его мысли, прижимается к обочине, и мы огибаем его под добродушный мат Азамата.
- Казахи в основном мясо только и едят! – радостно восклицает Азамат. – Как ты собираешься быть в Казахстане и не есть мяса?
- Ну… Я не собираюсь здесь быть. Проездом жеж!
В принципе, мясо я периодически ем. Но, видимо, не в таком количестве, как среднестатистические казахи.

Кладбища здесь похожи на памятники – широкие стенки оградок выложены из красного или светлого кирпича, много чёрных монументальных могильных плит. Среди них иногда встречаются даже маленькие, как будто игрушечные, домики, выложенные из камня и украшенные сверху аккуратными маковками.

Вдоль дороги периодически появляются небывалые горы арбузов и дынь.
Мечтательно думаю о том, как я хочу арбуза. Эта визуализация, кстати, очень сильно собиралась свершиться на одной из вписок Алтая, но так и не случилась.

Нас догоняют белорусы. В рацию они спрашивают друг друга: «Почему не работает GPS?». На что Азамат, отвечая им в воздух, начинает возмущаться:
- Прально, нихрена вы хотели, чтобы в степи GPS вам показывали, блин, ёу! GPS вам верблюды нах покажут, куда как ехать нах. Вот, блин, белорусы, а! Ещё нас чурками называют, а сами-то. Хитровы@банные бл@дь, да едут нах@й пох…
Азамат вообще любит структурировать время разговором. Что-то только материться начал много: наверное, я становлюсь «своей» в его среде.

- Где ментозавры-то? Вдоль дороги обычно всегда стоят. Вообще спят, что ли?
Въезжаем в город Уральск. Главная дорога города немногим более оживлённая, чем трасса до этого. Примерно три-четыре машины едут одновременно в зоне видимости. Дорога широкая, многополосная, в городе очень много зелени.
- Пушкин, Лермонтов сюда приезжали. – говорит мой гид. - Для чего, бл@дь? Они сюда, по ходу, для это… по тёлками приезжали просто, я так думаю. А для чего сюда приезжать ещё? Пушкин! По тёлкам приезжал сюда, балдеть. Ему там скушно, видать, было. В дом терпимости сюда срывался к тёлкам. А как по-другому сюда срываться? Потому что по-другому всегда считалось: ссылка эти города! Уральск, Семипалатинск, Ускоман… в эти города отправляли в ссылку. Всё! При царе тоже ссылка же была, прально?
- Конечно! – меня забавит такая историческая справка.
«Ускоман», кстати, это Усть-Каменогорск сокращённо.
- Я же говорю. Без права переписки нах! – восклицает главный историк всея Казахстана.

Мы выезжаем из Уральска и тут же на дороге фуру останавливает ленивый, едва проснувшийся гаишник.
- А, вот вы где, родимые, - радостно видит его Азамат, привычным жестом беря заранее приготовленную сине-серенькую казахскую купюру с приборной доски.
500 тенге.
- Платить обязательно? – удивляюсь я.
- Ты что! – восклицает Азамат, мягко притормозив прямо возле гаишника. – Конечно! – и открывает дверь.
Потом от кого-то я слышала, что раньше гаишники просто шляпу оставляли на обочине. Водитель обязан был остановиться, положить деньги и потом уже ехать дальше.

Азамат протягивает документы, а вслед за ними и деньги. Гаишник смотрит на меня недоверчивым взглядом. Я сижу с нейтральной физиономией, но в душе очень возмущена. За что платить? За? Что?
В итоге нас отпускают, денег не взяв. Азамат едет и удивляется:
- Почему не взял? – и через пять минут грандиозных раздумий выдаёт. – А! Тебя испугался!
Вдруг я какой-то инспектор по борьбе со взяточничеством? «Не казашка. Лучше не рисковать», - вероятно подумал он.

Слушаю историю про то, как Азамат «поступал» своего ребёнка в Суворовское Алма-Атинское училище. Платить пришлось трижды. Сумма меня впечатлила. В третий раз он был в рейсе, и ему пришлось просить друга, чтобы тот съездил к нему на работу, взял причитающуюся зарплату и отвёз эти деньги куда полагается.
Ещё он боготворит гаишников на территории России. Если предыдущий водитель называл их «утырками», то Азамат, видимо в сравнении со своими, говорит:
- Российские хотя бы за дело останавливают и штрафуют! А наши просто деньги берут, ни за что!
- Как так? А если не платить? – не могу смириться с этой дорожной наглостью.
- Если не заплатишь, начнёт мурыжить три часа. К документам придираться. А у меня – время…

Мы пересекаем Урал, значительно обмелевший за последние годы. Оказывается, из-за большого количества паводков весной здесь часто бывают наводнения, и была даже построена противопаводковая плотина, которая ловит сброшенную Астанинским водохранилищем в реку Ишим воду. Объём воды исчисляется миллионами кубометров.
Наводнения весной здесь не редкость. Причём серьёзные. Одно из них, довольно впечатляющее, было в апреле этого года, и Азамат возмущённо вспоминает об этом. Количество матов зашкаливает. Из приличных слов там присутствует только слово «плотина».

Останавливаемся возле кафе. Это сколоченное из разных досок строение, облицованное изнутри фанерными листами. Заходим внутрь.
Для украшения на стене заведения висит голова кабана, на полу стоит чучело волка, частично загромождающее проход, и на стоячей вешалке висит ещё одна волчья шкура, - прямо под широкоэкранным телевизором, подвешенным на уровне головы. Все, кто заходит, оказываются под взором тех, кто смотрит телевизор. Телевизор смотрят все.
Показывают новости: в России бушуют пожары. Бурятия, Иркутская область, Красноярский край. Под такие новости легко можно заработать язву желудка.
За столами сидят одни мужики, человек восемь, и вид у них суровый, неласковый. Кроме них здесь хозяйствуют две казашки, обе спокойные, неулыбчивые.
Азамат, видимо, чтобы перевоспитать меня, заказывает традиционное казахское блюдо. Оно называется шурпа или сурпа. В ароматном бульоне плавает большой кусок баранины с несколькими прилипшими к нему чёрными шерстинками, две круглых больших картошины и кусок моркови. Вкусно.
- Ешь, ешь! – произносит он тихо. – А то ишь…

Мои попытки заплатить за себя не увенчиваются успехом. Я всегда беру кошелёк, но ни один из водителей на протяжении всего путешествия не позволил мне заплатить в их присутствии. Причём, когда я открывала молнию на кошельке, мне говорилось «убери» таким тоном, что спорить не было и в мыслях. Заплатить за себя вопреки этому приравнивалось к прилюдному оскорблению. Прям прониклась этим ощущением.

Нас нагоняет сзади ещё одна фура. Слово за слово, по рации они знакомятся. Водителя сзади идущей фуры зовут Виктор. Мне так и не довелось его увидеть. И Азамату тоже.
Мужики теперь едут компанией, продолжая переговариваться по рации. Истории – одна другой краше. Рация позволяет говорить только одному, - другой в это время слушает. Поэтому, когда подходит его очередь, водитель часто начинает разговор словами «да-да», - мол, проверка связи.
- Азамат, заметь, вот с советского времени все мужички отличные, да? – хвалит своё поколение Витя.
- Да-да, братан! Советское воспитание! – уверенно поддакивает Азамат, кивая головой. - Они знают, как с молодыми разговаривать, как себя вести надо. В то время знаешь вот подумал, воспитание какое было? Как вот нас воспитывали? Говорили: «Если старше, - надо уважать». Всё! Понимаешь? Если младше, то он тебя уважает, как младшего. А сейчас посмотри у молодежи, даже уважения ведь нету! Вот, например, я при старших даже пытаюсь не пить. Курить-то ладно, Бог с ним. Уже совести нету. Совесть-то прокурил, всё. А вот пить нельзя, нас так учили. Счас, посмотри молодёжь: пофигу! Взрослый мужик, ему уже лет под пятьдесят, а они с ним на «ты» начинают! Дядя-матя там… Тётя… Недоделанные какие-то, как свистулька без дырки! Головное мышление напрочь отсутствует!
Я тихо посмеиваюсь от его выражений.
- Да-да, счас молодёжь… Никакого уважения, никакой субординации нет. Если человек старше меня, я прислушиваюсь к нему, бл@, - подтверждает Виктор.

В ходе беседы обгоняем фуру. Витя идёт сзади:
- Я следом иду, да? – уточняет он безопасность, потому что за нами ничего не видно.
- Давай, давай. Чисто впереди, никого нет, – отвечает Азамат. - Только перекати-поле катаются туда-сюда.
- Пусть катаются, - добродушно говорит Виктор низким прокуренным голосом.
Дорогу действительно перебегают шары Перекати-поля. Какие-то побольше, какие-то поменьше, резво бегут, выскакивая из неглубокой придорожной канавы, идущей справа и шустро исчезая в канаве слева. Некоторые попадают под колёса и лежат потом на асфальте, бочком. Проезжающие следом, колёсами рассыпают их в летящую пыль.

… - Я в прошлый рейс на саранчу нарвался, бл@дь. Где я нарвался? У Актау. Вся машина в саранче, бл@дь. Окна открыть не могу: воняет, бл@дь, п@здец! – Азамат смеётся.
- Да-да. Я в позапрошлом году этой дорогой ходил, на Воронеж таскал трубы пластиковые на х@й, - Виктор говорит не спеша, взвешивая каждое слово. - Сначала она ещё на асфальте сидела. Х@й, полосы эти красные… П@здец. Потихоньку по ним надо, а то нырнёшь, улетишь сразу нах. А потом она на крыло поднялась. Ё-моё! Главное, здесь едешь – птички не подлетают. Я в Костанайскую зашёл. На Денисовке встал там… перекусить. Птички сразу, бл@дь, облепили! Пока я там туда-сюда час-полтора стоял, всю мордочку очистили нах@й!
Другие дальнобои мне рассказывали подобные истории: что по месиву из саранчи ехать очень опасно – раздавленные насекомые превращаются в скользкую кашу. В последнее время саранча стала настоящим бедствием. За один день целые поля уничтожаются этими огромными летучими «кузнечиками», съедающими столько, сколько весят сами. На месте густых зелёных зарослей из кукурузы остаются только лысые ряды объеденных палок. Летящая туча из них может быть бесконечной.

Мы бодро едем по абсолютно пустой трассе: Азамат впереди, Виктор сзади. Истории продолжаются:
- Я чё-то смотрю – шёршень! @баный в рот, ох@еть на х@й, бл@дь!
- Ты в Украине видел шершени какие? – громко смеясь спрашивает Азамат.
- Там не шершни, бл@дь! Там слоны летучие, нах@й!
Из-за количества матов предполагаю, что шершни там довольно большие.
- Да п@здец просто: динозавры! – Азамат хохочет. – Я из Китая проехал, в Киеве выгрузился, и у меня машина затроила, - поехал на СТО. Открываю окно, - а там шершени! С палец величиной! Во!
И он показывает мне палец, слава Богу, что не средний.
- Да-да, а подлетают, как будто реактивный самолёт на тебя летит! – эмоционально подтверждает Виктор.
Выясняется, что у Азамата аллергия на укусы насекомых. Он рассказывает, как однажды в дороге его укусила пчела, влетев в окно. Прямо в ухо. Еле до больницы добрался. Из-за аллергической реакции горло начало отекать так, что в больнице пришлось его интубировать, иначе бы задохнулся.
- Три дня меня держали, не хотели отпускать! – радостно рассказывает он.
Он очень радостный, этот парнишка Азамат. Чуть не умер, а рассказывает, смеясь.

Потом водители впадают в ностальгические воспоминания об армии. В армию ходили все водители, которые попадались мне на пути. Армейские истории похожи одна на другую, и общее мнение «лучше пройти эту школу жизни заочно» - тоже.
- Вы окурок хоронили? – спрашивает Азамата Виктор.
- Да-да! – он хохочет.
Есть такой ритуал в армии. Брошенный на плац окурок подбирается, и нарушителя заставляют участвовать в ритуале «похорон». Для этого окурок сначала доносят до места погребения – при этом его кладут на простыню, за четыре угла простыни берутся четыре бойца и бегут несколько километров. Причём так, чтобы окурок не улетел с простыни на землю. На месте выкапывается большая глубокая яма, размером с могилу. Туда с должными почестями кладётся окурок, завёрнутый в простыню. Закапывается.
Земля утаптывается.
После чего задаётся вопрос:
- А в каком направлении мы его положили?.. Как?.. Так неправильно же!.. Откапывай обратно!

Мужики обсуждают стукачей.
- Да он командиру роты весь доклад сдавал, @баный в рот. Я его, бл@дь, чуть не убил на х@й, меня из-за этого судили, бл@дь, - видимо, Виктор в армии был суров и беспощаден. Наверняка, авторитет.
- Бл@дь, опасно… - высказывается осторожный Азамат. - Мы, примерно, знали кто что стучит, но всё равно, блин, не трогали, их опасались. Потому что не дай Бог тронешь, - блин, он сто процентов замполиту пожалуется, замполит начнёт потом, знаешь, палки в колёса ставить. И х@рнёй страдать. И вот ходишь молча, терпишь, ну… в душе знаешь, что они все стукачи. Я старался дружить со всеми.
Дружелюбный Азамат. И это прекрасно.

Воспоминания постепенно переходят к деталям. Витин грубоватый голос по рации, жалуясь, говорит:
- Вот раньше в армии служили! Бежишь в семейных трусах, яйца то в одну сторону, то в другую переваливаются! Сейчас хоть трусы нормальные дают: рай, а не служба!
Хохочу в полный голос.
- Витя, ты мне тут девчонку насмешил, - смеётся вместе со мной Азамат.
Виктор, не смущаясь, отвечает:
- Ничо, ничо! Пускай посмеётся!

Проезжаем мимо какой-то деревни, и вдруг на встречной полосе оказываются гуси. Организованным строем они идут нам навстречу.
- Аккуратно! У нас тут гуси! – предупреждает Виктора Азамат, одновременно притормаживая.
Минуем гусей, едем дальше. Затем Витя замечает:
- Дак они и не нарушают. Идут по своей полосе!
Смеёмся.

- Ты всегда такой хороший? – спрашивает его Азамат и поясняет: – Разговорчивый!

Потом они разъезжаются, каждый своим путём, так и не увидев друг друга лично.

Потом приходит время и мне вылезать: Азамат едет в Алма-Ату, а я собираюсь заехать в Оренбург, к Джагдишу, - он звал меня в гости.
Напоследок спрашиваю:
- Азамат, как ты думаешь: в чём секрет семейного счастья?
Он, недолго думая, отвечает:
- В пигоди.
- Чего? – я не понимаю.
- Это такие корейские пирожки из мяса.
- И всё?
Он думает ещё пару секунд:
- Нет. Ещё куырдак.
- Чего? – опять переспрашиваю я. И, похоже, ничего не понимаю в семейном счастье, так как впервые слышу оба эти слова.
- Куырдак – это такое казахское блюдо. Жаркое из субпродуктов, - просвещает меня Азамат.

Мужики! Сговорились вы все, что ли…

Автостопом до алтайского яка. Глава 14.
Быстро сказка сказывается, да не быстро дело делается. (с)
На прощание Азамат даёт мне совет:
- Ты после Оренбурга и Уфы когда поедешь, в сам Челябинск не заезжай. Выходи возле Чебаркуля. Справа будет заправка Лукойл, слева – стоянка фур. И смотри номера регионов: на Ускоман казахи обычно идут, на Новосиб – российские.
Он очень волнуется за меня. Но я проехала уже больше половины пути. Повернуть обратно? При мыслях о возвращении внутри сворачивается какой-то плотный тоскливый комок. Нет, только не назад.
- И ещё! – добавляет. – Если палатку будешь здесь ставить, не поленись, набери козьих какашек… - смотрю на него. Шутит? Вроде нет: - …разомни их в руках и вокруг палатки кругом выложи.
О. Это, должно быть, какой-то ритуал…
- Эм… - вытягиваю шею, требуя объяснений.
- Это чтобы всякая нечисть навроде скорпионов, пауков и змей не заползла в палатку…
Решаю, что в Казахстане я ставить палатку не буду вовсе. Не медведи, так змеи. Мило. Даже не знаю, кого бояться больше.

Расставаться с дальнобоями, которые везли тысячу километров всегда тяжело. Они становятся как братья.
- Я обратно в сентябре поеду через Челябинск до Питера! – говорит Азамат. – Звони! Подброшу!
Благодарю. Не уверена, что в сентябре я буду в районе Челябинска. Ну, а вдруг…

И вот я опять на обочине. Сегодня середина августа. Солнце высоко, вода есть, картонка с собой. Можно немного прийти в себя, прежде чем ехать дальше. Оттаскиваю рюкзак подальше от дороги. Сажусь на него сверху. И знакомлюсь с Казахстаном ближе, изучая растения. Большинство из них незнакомы мне. Сухие округлые кусты перекати-поля лежат, застрявшие в траве.
Тихо.
Внутри меня качает вверх-вниз. Качка продолжается, несмотря на то, что я сейчас не в машине, а на земле. Моряки и дальнобои, вероятно, сойдя на землю чувствуют себя так же.
Наконец, я встаю, подтаскиваю рюкзак к обочине и вижу фуру, - она едет ко мне.
Поднимаю руку, улыбаясь.

Дима, так зовут водителя, грузный и большой: живот едва не подпирает баранку. Он весело говорит:
- Я - Мать Тереза!
Делаю удивлённое лицо, потому как его внешний, по крайней мере, вид, никак не вяжется с именем, которое он назвал. Дима поясняет:
- Только с рейса вернулся, думал: посплю. Звонит начальник. Выручай, мол. Фуру, гружёную трубами, перекособочило. Надо с неё три-четыре трубы снять.
История стара, как дальнобойный мир. Называется «перегруз». Дабы сэкономить на перевозках и количестве рейсов, в машину грузится вес больший, чем возможно. На ту фуру нагрузили девять труб. Ну её на подъезде и перекосило, встала.
Дима много курит. Из всех дальнобойщиков, что мне встречались, только Азамат, пожалуй, не курил. Остальные дымили, как табачная фабрика, - кабина не успевала проветриваться.
- Ты окно открой, если что, - говорит предупредительно Дима, закуривая.

В кабине жарко. Кондиционера, сокращённо называемого «кондей», нет. Дима говорит, что от «кондея» только чаще простужаешься. Хотя другие водители наоборот, хвалят его, - в пробке, да в летнюю жару без него недолго и ласты склеить. Приоткрываю окно, нас обдувает сквозным ветром, трепещутся тяжёлые занавески из красных гардин.
Бодро едем по трассе. Слева идёт сплошная полоса. У Димы звонит телефон, он отвечает, и тут нас резво обгоняет легковая машина, пересекая сплошную полосу.
Эту картину видит доблестный казахский гаишник, по мановению палки нарисовавшийся впереди. Он тормозит легковую, а следом и нас. Подходит.
- Легковая машина пошла на обгон и пересекла сплошную полосу, - констатирует гаишник. – Пойдёте в свидетели.
Дима, едва успевший спрятать свой телефон, отвечает:
- Я ничего не видел.
Ещё бы добавил: «Я спал вообще».
На что гаишник парирует:
- Не следите за ситуацией на дороге? – формулируя наказание для нас.
- Да спешим мы очень, - выдаёт Дима второй и более убедительный довод спокойным рассудительным голосом. Ни грамма вины.
Гаишник смотрит на него оценивающе.
- Пустой? – спрашивает он.
- Пустой, - подтверждает Дима. Наверное, это означает в переводе: «Взять с меня нечего».
Один водитель рассказывал мне, как вёз целую фуру каких-то трамвайных болтов, а гаишники мзду брали перевозимым товаром. Вот, подходит он к посту в сопровождении гайца, а там очередь: кто с чем стоит! Кто с арбузом! Кто с ящиком винограда!
- Мне что, ящик болтов нести? – спрашивает.
«Болтов н-н-нада?»
Отпустили его с миром. Если кто-то знает дополнительное значение слова «болт», поймёт вдвойне.

Диму гаишник тоже хочет отпустить, но не знает, как. Он осматривает кабину и вдруг у основания сидения замечает скотч. Обычный прозрачный скотч, на грани умирания – ещё пара витков и начнётся картонка.
- О! Чё это у тебя? – спрашивает гаишник.
- Скотч, - констатирует Дима очевидное.
- Дай мне скотч! – радостно говорит тот.
- Да бери, - разрешает Дима.
Я пытаюсь сделать серьёзное лицо, мучая мимические мышцы. Но когда нас отпускают, и захлопывается дверь, - не выдерживаю и начинаю громогласно ржать.
- Ско-о-отч? Дима! Он забрал у тебя ско-о-отч? А-ха-ха!!!
Дима невозмутимо говорит:
- Да это ещё что… Тут один меня постоянно тормозил и просил мелочь.
- Мелочь? – ну, давно так не смеялась!
- Да. Тормозит, подходит. «Мелочь есть?». Я оба кармана выгреб, на ладони ему протягиваю… Так он только мелкие копейки навыбирал и отпустил. Дочка у него, оказывается, монеты собирает…
Ох, весёлая у них (иногда) работа!

В завершение рассказа, Дима дарит мне несколько казахских монеток. У меня ничего нет взамен, кроме жетона метро. Даю его.
- Что это? – спрашивает Дима.
- Жетон метро, - говорю.
- Метро? – он смотрит на жетон, как на какую-то невидаль. Даже боится взять, думая, что он очень дорогой. Уговариваю. Берёт. Метро для многих – это просто слово. Большинство людей никогда его не видели, не то, чтобы спускаться вниз по эскалатору.
Серьёзно!

Подъезжаем с Димой к границе. На небе нарисовываются серые тучи. Очередь из машин на этот раз больше, чем была на въезд в Казахстан. Проходим очередные формальности. Все очень серьёзны. Я – серьёзнее всех. В отдельных местах требуется встать ногами на следы, нарисованные красной краской перед окном инспектора и ждать, пока тебя сфотографирует камера.
На крайний пост, за которым начинается шлагбаум и Россия, мы с Димой заходим одновременно. Отстояв очередь. В очереди преобладают казахские лица. Дима поясняет, что многие катаются через границу, покупая одни товары здесь и продавая их там, а потом покупая другие и продавая их здесь. Многие легковые машины увешаны и набиты тюками. Отдельные машины безжалостно потрошатся: скомканные вещи, какие-то закрутки в банках, коробки, - выложены прямо на землю. Вокруг этой кучи толпятся растерянные дети, - помимо товаров в машине умудряется вместиться большое количество разновозрастного народу. Иногда можно наблюдать, как из окна машины торчит нога, обутая в стоптанную шлёпку, - так водитель ждёт своей очереди.

Два весёлых русских пограничника весело переговариваются за стеклом. Один из них смотрит на меня и радостно восклицает:
- С мужем решили прокатиться?
До меня не сразу доходит смысл его слов. Молчу. Отдаёт документы, не дождавшись ответа на свой вопрос. Выходим.
Выезжаем за шлагбаум. Узкая дорога местами заасфальтирована и сильно раздолбана по краям.
- Здесь дорогу не перекрыть, чтобы начать ремонтировать, - поясняет Дима.
Ну, вот мы и в России. Курс – на Оренбург. Дима едет дальше, под Уфу, но мне очень хочется увидеть Джагдиша. Уверена, он будет мне рад, иначе не звал бы в гости.

В Оренбург мы въезжаем ближе к полуночи. Прощаюсь с Димой. Желаем друг другу удачи. Машина отъезжает, я машу вслед рукой. Водитель мне громко и коротко бибикает: мол, пока! Так делают почти все водители, подвозящие меня.
Забиваю в телефон адрес и вижу, что нахожусь в другой точке города. Блин.
Иду вдоль дороги, и вдруг рядом со мной останавливается легковая машина. Я ещё десяти шагов пройти не успела! За рулём – молодой парень, больше в салоне никого нет.
- Привет! – здоровается он, почему-то волнуясь.
Киваю головой, останавливаясь. Рюкзак неумолимо тянет меня к земле. Не могу стоять так долго.
- Садись, поедем кофе пить! – говорит парень.
Прелестно. Кто может кататься в машине один, ночью, и предлагать выпить кофе? Теряюсь в догадках. На всякий случай отказываюсь, поправляю лямки рюкзака и иду дальше. Машина начинает ехать рядом со мной, так же медленно, как я иду.
- Ну пое-е-ехали… Ко-о-офе попьё-ё-ём… - уговаривает меня парень очень просительным голосом. Тем не менее, очень волнуясь.
- Дружок, - наконец, отвечаю я. – Если ты ищешь себе девушку на ночь, то ты не по адресу. Я – взрослая тётка и иду на вписку.
- Куда идёшь? – он заинтересованно поднимает кверху брови.
Вписка. Это такое слово. Звучит не очень прилично, согласна.
- К другу я иду, - отвечаю. – Он меня ждёт. Поэтому кофе отменяется.
Вспоминается тот прекрасный анекдот про то, как мужчина провожает женщину до подъезда, она ему предлагает подняться выпить кофе, а он отказывается: «Кофе на ночь как-то…». И её заключительный крик души: «Ну, пожалуйста! У меня уже полгода не было кофе!».
Итак, я иду, как рюкзак на ножках, а парень в машине едет рядом и уговаривает меня, сразу перейдя, почему-то на «ты»:
- Давай мы выпьем кофе, а потом я отвезу тебя к твоему другу? – он изрядно нервничает.
Рюкзак тяжелеет с каждым шагом, и я понимаю, что пешком до Джагдиша я доберусь разве что к утру.
- Кофе на ночь вредно, - аргументирую свой отказ этим. По сути начиная торговаться.
- Хорошо. Я тебя так отвезу. Без кофе.
«Сдаюсь»:
- Ладно. «Уболтал, чёрт языкастый», - и останавливаюсь. Машина тоже тормозит.
Он радостно смеётся. Закидываю рюкзак назад, обхожу машину сзади, и меня не покидает ощущение, что сейчас, пока я обхожу её, парень нажмёт на газ и уедет. Вместе с моим рюкзаком и его содержимым.
Да, я неважно разбираюсь в людях. Он остаётся стоять. Я сажусь вперёд и мы едем. Я гляжу в навигатор на телефоне.
- Куда ехать-то? – спрашивает парень тоскливо. – Может, всё-таки на 5 минут заедем в кафешку?
Называю адрес. Обречённо он кивает головой. Не могу понять, почему он согласился меня везти. Наконец, он отвечает на мой немой вопрос:
- Меня, знаешь ли, очень интересуют все вот эти путешествия… И люди с рюкзаками… Расскажи, откуда ты и как давно едешь.
Ах, во-о-от оно что! Ну, это я завсегда пожалуйсто! В моём голосе в очередной раз появляется странная нотка а-ля «я тёртый калач», и, жонглируя специфическими терминами, я начинаю рассказывать про искусство автостопа. Напомню, опыта, как такового, у меня пока нет.
Парень, в свою очередь, рассказывает, что занимается бизнесом. Он арендовал две машины и таксует, оформив ИП.
- Квартиру, вот, купил на этой неделе, - гордо говорит он.
Радуюсь за него. Девушки нет. Тоже стесняется знакомиться. С умным видом уверяю его, что не стоит отчаиваться, если девушка отказала. Приводя аналогию с дискотекой: мол, одному парню девушка отказала в танце, и он остался сидеть, отчаявшись. А другой пошёл спрашивать дальше, у других девчонок, - и одна из них согласилась. Мол, надо пытаться дальше. Если не пробовать – проиграешь по-любому!
И что нужно делать то, что больше всего пугает.
Сознаюсь, что боюсь машин, и потому еду автостопом. Боюсь высоты и потому пытаюсь летать на параплане. Боюсь говорить по телефону и потому работала в Call-центре, отвечая на телефонные звонки. В общем, такая училка из меня вылезла внезапно.
Между тем он едет совсем не по той дороге, что показывает мой навигатор.
Начинаю ёрзать и нервничать.
- Я сейчас по объездной проеду. Потому что там дальше кирпич висит, - объясняет он, реагируя на моё беспокойное «А куда мы едем?».
Мне всё кажется, что он сейчас завезёт меня куда-нибудь на пригородную дачу, где промышляют продажей органов. В итоге оказывается, что его волнение связано всего лишь с тем, что он боится знакомиться. И только.
Мы едем, и он рассказывает, что Оренбург – это город, где люди спиваются, молодые парни колются прямо в подъездах и прочие ужасы. Что он хочет уехать отсюда.
Ночной Оренбург выглядит неприветливым и настороженным.
В итоге парень привозит меня прямо к подъезду Джагдиша.
- Ну? Правильно я тебя привёз? – спрашивает он грустно.
- Да. Спасибо тебе большое, - говорю я. Напоследок рассказываю, что есть специальные группы для автостопщиков, и если ему интересно, то – «Welcome!», как говорится. Он грустнеет ещё больше, как будто упускает какую-то ценную информацию, теряя меня из виду. Это не так. Информация никому не принадлежит. Она везде. Она ничья.

Звоню Джагдишу. Открывает дверь.
Радостная, кидаюсь ему навстречу, забыв, что вся в дорожной пыли. Горячо обнимаю его. Он отвечает более сдержанно и говорит мне «Вы». Надо притормозить и увеличить дистанцию, а то я будто только что из кабины фуры вывалилась...
Он ждёт меня уже час. Вместе с ним – девочка, пришедшая на сеанс регрессии.
Показывает мне ванну, потом комнату, где я могу выспаться. И они уходят на сеанс. Тихо ползаю по квартире, стараясь не скрипеть половицами и не шуршать. Посторонние звуки на регрессии совсем не в тему.
Стираю вещи в найденном тазике, моюсь под душем и уползаю спать.

На следующий день сдержанный Джагдиш кормит меня вегетарианским мясом, - вкус специфический, но вполне приятный. Он совсем не улыбается, говорит очень сдержанно, и я чувствую себя не в своей тарелке. Благодарю за обед.
Мне очень нужно купить новый маркер, скинуть часть фоток на какое-нибудь файлохранилище и сходить за продуктами. Джагдиш куда-то уходит, пуская меня за компьютер. Понятия не имею, где можно раздобыть файлохранилища большого объёма. Стоит только мне в руки дать фотоаппарат, как я тут же забиваю всю его память. Будь там хоть 16 Гб, хоть 32. Советуюсь с друзьями по интернету, они дают мне пару ссылок на хранилища. Регистрируюсь. Быстренько перекидываю фотки.
Иметь таких друзей – превеликое счастье. Думаю о них с теплом и благодарностью.
Джагдиш возвращается. Я убегаю гулять сама. Уже вечер. Холодно. Район находится на окраине города и представляет собой какие-то низкорослые дома, расположенные с двух сторон от узких, покрытых грязью и лужами дорог. Серость какая-то, безнадёжность царит вокруг. Встречаю пару мужиков – один с подбитым глазом, другой сильно пьян. Сердитые женщины. Никто не улыбается, и вообще все крайне озабочены. Такое ощущение, что кроме проблем в этом районе ничего нет.
Удивляюсь, как Джагдиш умудряется здесь существовать, со всеми своими мантрами, вегетарианством, духовными практиками и прочим, не пачкаясь об окружающую действительность. Может, конечно, в центре Оренбурга всё по-другому, но мне не хочется этого проверять. Шлёпаю до ближайшего магазина, - солнце уже садится, а моя ориентация в пространстве чужих городов оставляет желать лучшего.
Покупаю продуктов и печенек к чаю. Маркер купить не удаётся – магазинов здесь крайне мало, и часть уже закрылась. Это плохо.
В любом случае, мне придётся уехать отсюда завтра, - решаю я. Оставаться дальше – бессмысленно.

Рюкзак я собираю с вечера. Утром вызываю такси, которая увозит меня на трассу, ведущую на Уфу. Чувствую себя разбитой.

За Оренбургом мне останавливается ещё одна легковая машина. Водителя зовут Сергей. Он среднего телосложения, худой. Доволен, что везёт меня. Я тоже, безусловно, рада. Мы заезжаем за его женой и тёщей, которых надо отвезти на медосмотр: это первый водитель, который не побоялся, что его родственники увидят меня в машине.
Он останавливается у их дома, и я созерцаю телёнка, пасущегося рядом. Никак не могу привыкнуть к изобилию животных на улицах и вдоль дорог. Точно так же, вернувшись домой, я с тревогой наблюдала за их отсутствием: пустые, голые и мрачные строения домов, не разбавленные животными, начали казаться противоестественными.
Наконец, жена и тёща Сергея выходят из дома, видят меня и настороженно садятся на задние сидения. Обе довольно грузные женщины. Сергей садится за руль, мы начинаем ехать. Атмосфера внутри машины постепенно накаляется, и я подозреваю, что если сейчас что-нибудь не предприму, то у мужика будут проблемы.
- Здравствуйте! – бодро ору почти что голосом Петрушки из базарного кукольного спектакля. – Меня зовут Оля. Я еду автостопом из-под Питера. До Алтая.
Женщины сразу добреют. Тоже представляются, как их зовут и начинают улыбаться. Уф-ф-ф…
Спрашивают: «А не страшно?», отвечаю, что «Да, страшно» и на этом разговор заканчивается. Сергей высаживает меня на повороте и на прощание говорит:
- Я Вам даже… немножко завидую… - в его голосе тоскливо поёт закрепощённая свобода.

- Я Вам даже… немножко завидую… - в его голосе тоскливо поёт закрепощённая свобода. После чего быстро садится в машину, как будто испугавшись своих слов, и они уезжают.

Следующий водитель подобрал меня тоже почти сразу. Его зовут Вячеслав, он весельчак и балагур. Говорю, что я ветеринарный врач, он тут же парирует, что умеет доить коров.
- Я только рожать не умею, а всё остальное умею! – радостно кричит он.
Мы едем по территории республики Башкортостан, Слава рассказывает мне про город Кумертау:
- Здесь выпускают вертолёты! – говорит он. После чего копается в кармане и извлекает оттуда пачку плоских магнитов с картинками вертолётов: - Вот! Выбирай любой! Видать, специально для тебя сохранилось несколько!
Я, счастливая, выбираю себе один магнит.
Мы проезжаем мимо нефтяных вышек, установленных недалеко от дороги. Слава сетует, что добытчики нефти бесхозяйственно сжигают газ, добываемый попутно: на каждой установке стоит труба, сверху которой полыхает пламя.
- Миллионы горят, - с сожалением говорит Слава.
Кумертау переводится как «угольная гора». Раньше здесь добывали уголь. Собственно, сам город образовался из посёлка, где жили рабочие, добывающие уголь.

Возле Кумертау Слава меня высаживает, и уезжает. Я опять голосую.
Конечно, это бездарно так ехать: меняя водителей через каждые несколько километров. Не по-автостоповски это.
Рассказываю водителям истории, и теряюсь, - не могу вспомнить: не повторяюсь ли я, потому что иногда предыдущему рассказывала то же самое. Ощущение де-жа-вю.
Водители, кстати, практически везде похожи по отношению, характеру и поведению. Есть в них что-то общее, основательное.
Иногда меня настигает ощущение нереальности происходящего. Я смотрю на карту и не могу поверить, что забралась так далеко от дома.

Иду вдоль дороги и замечаю грузовую машину с прицепом. Регион на номере указан… Челябинский! Вот это удача! Вот бы уехать на этой машине!
Через квадратные окошки высокого прицепа вижу, что машина нагружена арбузами. Скидываю рюкзак и жду: водителя в кабине нет. Наверняка пошёл пообедать. Сейчас выйдет, и попробую к нему напроситься.
Спустя 15 минут, к машине приближается мрачный дагестанец, - издалека кажется, что даже лицо у него чёрного цвета. Он смотрит на меня таким зверским взглядом, что беру рюкзак и делаю вид, что и не думала останавливаться рядом с его машиной. Иду и даже не оглядываюсь.
Не-не-не… Какой Челябинск? Я вообще тут с косметичкой прогуливаюсь перед дождём…
Рассказывали, будто «даги» вообще ездят без остановки, по три-четыре водителя в одной фуре:
- Один за рулём, второй ему помогает, двое спят. Потом меняются. А права одни на всех – они ж все на одно лицо!

Рядом с придорожным кафе стоит оранжевый бензовоз и ещё пара фур. Пристаю к водителям фур, - они говорят, что едут в обратном направлении. Не повезло. Тут из бензовоза показывается сонное лицо молодого парнишки. Он ещё не успел проснуться, я тут я: жизнерадостно спрашиваю:
- Не подвезёте ли? – и показываю картонку с надписью «Уфа», на которой мой фломик окончательно преставился. Поэтому надпись серая и тощая.
Парнишка протирает глаза обеими руками:
- До Уфы? Я только до Стерлитамака еду. И то – сначала кофе попью, а потом поеду.
- О, кофе! Это святое! – радостно соглашаюсь я.
Он улыбается, но очень сонно. Кажется, я возникла как привидение, и он не до конца уверен, что проснулся.
Кидаю рюкзак в кабину, идём в кафе. Там оба заказываем кофе – я успеваю проскочить первее его, и поэтому в кои-то веки плачу за себя сама. Пока он ещё не проснулся. А то стыдно уже, чес слово, объедать честной дальнобойный народ.
Пока готовят кофе, Андрей (так его зовут) умывается в широкой раковине, громко фыркая и брызгая водой, словно кит. Он выше среднего роста, но худой. Немного лохматый.
… Мы сидим друг напротив друга и пьём кофе. Он изучающе смотрит на меня, продолжая улыбаться. Улыбка хорошая, добродушная, точно он бездомному котёнку помогает.

Потом мы едем до Стерлитамака. Бензовоз едет медленно. К счастью, он пустой. На каждой яме или кочке нас обоих мотыляет во все стороны. Не понимаю, как можно долго так ездить? Зарядка для позвоночника, что ли?
Андрей рассказывает, что город Стерлитамак славится добычей соды и производством цемента. Говорит он сонным голосом, продолжая улыбаться. Прям уроки географии. Видимо, у меня такой исследовательский видон: чуть что – я в блокнотик карандашиком записываю.
Или с воплями:
- О-о-о!!! – вытаскиваю фотоаппарат из рюкзака, - при этом из него с грохотом вываливаются другие предметы, - и начинаю снимать видео чего-нибудь удивительного. Вернее, фотоаппарат всегда опаздывает, и поэтому на видео исключительно размазанные таблички с названием городов, коровьи зады или размытые люди.
Один из водителей, - тот, что ехал с котом и под громкую музыку, - под конец даже взялся мне помогать, и преуспел в этом.
- Окно-то открой! Чтобы грязь на стекле не фоткать!
А как только мы подъезжали к очередной табличке с названием города, он сильно притормаживал, чтобы потом с интересом крикнуть:
- Получилось?
Я кричала ему в ответ:
- Да-а!!! – хотя часто всё равно получались размытые пятна. Не хотелось его расстраивать, - он ведь старался.
И так - раз двадцать.

У Стерлитамака меня высаживают, машу рукой вслед. Хороший парнишка, этот Андрей. Отмечаю, что моё настроение, наконец, наладилось. Пока оно не передумало, ловлю следующую машину. Ждать приходится немного дольше, и время уже послеобеденное. Надо поторопиться. Скоро ночь, и до её наступления надо обдумать, где я буду ночевать…