Принятие себя, понимание своего тела происходит не сразу, не в тот момент, когда ты видишь слово «бодипозитив» вконтакте, на тамблере или где-нибудь еще. И даже не после первой прочтенной статьи. И далеко не после первой написанной статьи. Это долгий путь, и нередко события заставляют сделать шаг, а то и сто шагов назад, и в этом нет ничего постыдного – у болезней бывают рецидивы. Но за четыре года работы над «Бодипозитивом» и за десять лет в феминизме я избавилась как минимум от десяти дурных патриархальных привычек, связанных с восприятием своего тела.
1. Я больше не завидую людям, которые выглядят иначе.
Я даже не могу назвать это завистью, это было чувство какой-то беспросветной тоски оттого, что есть же, есть же люди, у которых ВОТ ТАКАЯ (кстати, по меркам эстетических стандартов не самая привлекательная, но я в целом понимаю, откуда у меня такие мысли) внешность, почему же в генетической лотерее мне досталось то, что досталось? Однако по мере углубления в феминизм и бодипозитив я постепенно пришла к пониманию того, что цвет, форма, размер – это не самое главное. Это просто данность, такая же, как различия в окраске шерсти кошек или в форме древесных ветвей. Другая внешность не сделает мою жизнь другой. Я не стану более общительной, я не перестану бояться собак, у меня не перестанет болеть зуб мудрости, и не внешность мешает мне пойти, чертовка меня побери, уже к зубному. Ну, может быть, если бы у меня была грудь первого размера, на мне бы лучше – на мой взгляд – сидели некоторые вещи, но, пожалуй, я просто придаю слишком большое значение одежде, которая является всего лишь одной из миллиарда радостей жизни.
2. Я больше не считаю, что мое тело или лицо мне «не подходит».
Мне натурально вбили в голову, что я недостаточно интеллигентно выгляжу. Меня называли «чухонкой» (кстати, дискриминационное слово, язык ненависти, как «жид» или «чурка»), на меня реагировали в духе «оно разговаривает» и говорили, что я выгляжу как «умственно отсталая» (эйблистское слово, и мое отношение к этому также было эйблистским; сейчас несколько психологинь утверждают, что у меня высока вероятность сильно скомпенсированного РАС, которым объясняется специфическая мимика и пластика). В то же самое время моей основной гордостью был интеллект (которым я со временем перестала гордиться из-за «синдрома самозванки»). Мне казалось, что мне досталось неподходящее тело, которое не соответствует моей личности. Но именно это тело годами позволяло мне получать информацию, писать, рисовать, говорить. С приходом в феминизм я обнаружила огромное количество исключительно умных, тонких, начитанных женщин, которые выглядят по-разному. Нет никакой связи между формой тела и качествами характера. Это выдумка. Если вы считаете, что ваше тело не отражает ваших личностных качеств, или другие люди делают выводы о вашей личности на основании формальных признаков вашего тела – это неправда, это токсичное, лукистское, а нередко эйблистское, классисткое и расистское суждение.
3. Я больше не боюсь общаться с людьми, которые мне нравятся.
Раньше я боялась, что люди, которые мне нравятся (в романтическом смысле) меня оттолкнут или испытают отвращение, если я им признаюсь в своих чувствах, потому что признание в симпатии или влюбленности будет означать, что я предлагаю им в том числе и заниматься со мной сексом, а заниматься со мной сексом – ужасная идея, потому что я отвратительна. Спасибо социуму, чьи стереотипы породили в моей голове такую дикую патриархальную чушь. Во-первых, влюбленность не обязательно означает секс, во-вторых – довольно глупо заботиться о чувствах людей, которые могут счесть других людей, осознающих границы, не склонных к насилию или токсичности, «отвратительными». Правда, феминистская оптика создает для меня другую проблему: теперь мне мало кто нравится, если речь идет о мужчинах.
4. Благодаря боди позитиву, я больше не считаю, что должна измениться прежде, чем смогу надевать нравящуюся мне одежду.
Когда-то мне казалось, что я должна сильно изменить свое тело, чтобы хорошо выглядеть в платьях, или мое тело вообще «не подходит» для ношения нравящихся мне вещей (я слишком коренастая, слишком низкая, слишком узкобедрая и так далее). Решение этого вопроса оказалось делом времени: в моем городе появились хорошие секонды, а в хороших секондах появились вещи моего размера, и я получила возможность экспериментировать, но прежде мне потребовалось осознать, что я могу, могу, могу придти в магазин, померить платье и купить или не купить его. Огромное количество женщин, интересующихся одеждой (а совершенно нормально интересоваться или НЕ интересоваться одеждой вне зависимости от пола), лишены возможности искать, играть в моду, комбинировать вещи, пробовать новое, потому что это просто недоступно. Но это проблемы индустрии, торговли, а не наших тел. В подростковом возрасте я ненавидела магазины и носила только рубашки и джинсы, потому что считала, что платья, которые мне так нравились на фотографиях и картинках – это для других, для настоящих девушек, для красивых, высоких и худых девушек. На днях я примеряла платье, похожее на то, что носила Лив Тайлер в фильме «Ускользающая красота», который я терпеть не могу, когда речь идет о сюжете, но обожаю визуально. Я выглядела в нем иначе, чем Лив Тайлер, и выглядела прекрасно, но не купила, потому что ткань была неприятна на ощупь. Кстати, это еще одна вещь, которую я не сделаю, потому что в моей жизни есть бодипозитив – я не куплю неприятную или неудобную вещь просто потому, что она моего размера. Мое тело не заслужило таких издевательств.
5. Я больше не боюсь фотографироваться.
Правда, ругаюсь, когда люди с фотоаппаратом в руках фотографируют меня не так, как я хочу. Но я перестала удалять фотографии, которые на первый взгляд кажутся мне «неудачными», и с удовольствием рассматриваю случайные фото, где зафиксирована моя мимика, которая раньше казалась мне уродливой. Разве может быть уродливым тот факт, что я живая человечица? Разве может быть уродливым тот факт, что в момент фотографирования я рассказывала увлекательную историю или смеялась над хорошей шуткой? Я начинаю понимать, что, с одной стороны, фототехника не дает объективной картины, а с другой – это хороший инструмент самопознания. На одних фото я выгляжу как грустная маленькая девочка, на других – как взрослая и уверенная в себе женщина, и все это я. В один момент мое лицо выглядит так, в другой – иначе, один ракурс делает меня более андрогинной, другой вытягивает, третий делает еще что-то. Видеть на фото разные лица и образы и понимать, что все это – я, - очень увлекательно и позволяет ощутить собственную целостность и многогранность.
6. Я больше не считаю себя обязанной делать что-то со своей внешностью… и со своей жизнью.
Я осознала, что необязательно иметь безволосое тело, необязательно краситься, необязательно иметь партнера или рожать детей. Все вещи, о которых я с ужасом думала по мере взросления («я буду должна делать это, мне придется делать это»), оказались необязательными. Кошмары меня шестнадцатилетней для меня двадцатишестилетней – просто вещи или действия, которые можно делать, и можно не делать, вот и все.
7. Я не критикую стиль и внешность других женщин.
Уже будучи феминисткой, я возмущалась, когда видела женщин в коротких юбках, в узких платьях со стразами, в чем-то блестящем, я обзывала нехорошими словами тех, кто увеличивала губы или грудь. Однако теперь я понимаю – не мне их судить. Я могу осуждать социум, в котором женщина обязана что-то изменить в своей внешности, чтобы стать приемлемой, социум, где ты ценна только пока сексуально привлекательна, говорить об опасности тех или иных практик, но я не могу осуждать тех, чей выбор не был информированным. Как и тех, кто осознанно делает что-то по отношению к своей внешности. Я достаточно много прочла и продумала на тему семиотики одежды и ее значения в социуме. Разрешить себе носить то, что нравится, а не то, что соответствует правилам «хорошего вкуса» или «несексуально» - моя личная маленькая революция, а не осуждать тех, чья одежда мне не нравится или кажется недостаточно «правильной» и поддерживающей стереотипы – часть феминистской революции. И теперь я сама – та ужасная женщина в леопардовой кофте с люрексом. Удобная кофта, теплая, мне нравится, хотя я понимаю, почему в шестнадцать лет засунула ее в дальний угол шкафа.
8. Я не жду, что меня полюбят «и такую».
Я терпеть не могу эту формулировку. Потому что «и такая» я не хуже и не лучше множества других женщин – мы разные. Я не жду волшебного человека, который придет и внезапно научит меня любить саму себя. Самопринятие – это мой путь, и никто не может пройти его за меня. Мне кажется, помимо прочего, что концепция «того самого единственного, который придет и полюбит И ТАКУЮ» - опасна, поскольку на низкой самооценке и неуверенности женщин могут паразитировать мужчины, склонные к насилию. От такого партнера трудно уйти, когда он проявляет свою сущность, потому что в голове прочно засела мысль – он меня такую полюбил, а другой никто не полюбит, это счастливая случайность. Наша любовь к себе, наше принятие нас самих, наша самоадвокация и вера в себя должны быть нашими, должны быть выращены нами самостоятельно, и тогда никто и никогда не сможет этого у нас отнять, мы всегда будем сильнее тех, кто пытается воспользоваться нами. Конечно, поддержка партнерки или партнера важна на этом пути, и любовь близких дает силу, но мы заслуживаем, чтобы нас любили без снисхождения к «и такой», а просто потому, что мы есть.
9. Я больше не стыжусь своих месячных и своего плохого самочувствия.
Раньше я замалчивала свое плохое самочувствие, поскольку мне говорили, что «у всех так». Но в один из таких дней я была вынуждена провести несколько часов в теплой ванне, хотя считается, что это не лучший метод – но мне было очень больно, и только теплая вода меня расслабляла. Я не знала, какие мне подходят таблетки, потому что «у всех так». Нет, подумала я, я могу быть очень продуктивной в любой из дней, и дни перед месячными наполняют меня энергией, но пару дней в месяц мне нужно искать способ свернуться клубочком в кроватке и полежать. Эта практика, а также некоторые случайно подействовавшие препараты, существенно облегчили течение менструации. Как только я разрешила себе быть хрупкой, разрешила себе себя жалеть, пусть даже окружающие винили и стыдили меня за это – мне стало существенно легче и проще. Кроме того, помимо отдыха во время менструации, в этом году я впервые, простудившись, провела неделю дома, а не потащилась на работу заражать студентов и страдать. Я была продуктивна в те несколько часов, когда мне становилось лучше, отвечала на письма, читала курсовые, лежа в постели, и никто не пострадала оттого, что я не появилась на работе с температурой. Нет ничего постыдного или преступного в том, чтобы себя беречь – нам нужно копить силы для периодов, когда понадобится быть максимально продуктивными.
10. Я не игнорирую сигналы своего тела.
Я хочу есть? Я хочу пить? Я хочу в туалет? Я нахожу возможность как можно быстрее реализовать свои потребности. Я ношу с собой воду и перекусы. Я первым делом узнаю, где в помещении общественный туалет, и не стесняюсь сказать спутникам, что мне нужно отойти и меня нужно подождать (или я догоню). Я часто сталкивалась с реакцией «что, опять?» или «у тебя, наверное, диабет, сколько можно пить воду!» (непонятно, как эта фраза должна была заставить мою жажду утолиться самостоятельно). Когда-то это вынуждало меня молчать о своих потребностях – я очень не люблю негатив в свой адрес, испытываю почти физическую боль, когда повышают голос. С появлением в моей жизни бодипозитива и Самопринятия, я научилась говорить твердо – да, опять. Да, мне нужно. Я не убиваю христианских младенцев. Я. Просто. Хочу. Попить. Поесть. В туалет. Спать. Это нормальные и естественные потребности моего организма, просто оказалось, что у меня они возникают чаще, чем у моих близких и знакомых. Но, стараясь вписаться в «норму» (или в норму игнорирования сигналов тела) моего окружения, я заработала немало проблем со здоровьем, от которых постепенно избавляюсь, уважая мое тело и его желания.
